И вот такой дядя Янис – в галстуке и в одеколоне – Аделаиду любил! И совсем не стеснялся это показывать. «Но за что любить?! – каждый раз восторженно недоумевала она. – Я толстая, у меня нет шеи… Меня дразнят «жиртресткомбинат», и когда я волнуюсь, у меня появляются капельки под носом и школьная форма подмышками становится чёрной. А дядя всё равно любит! И я его очень люблю! Вот так бы и сидела, и сидела целую вечность. От Яниса так спокойно на душе и светло…». Правда, засиживаться с дядей на диване мама особо не давала. Ей никогда не нравилось, что Аделаида ничего не делает. Мама входила в комнату и, мельком кинув в их сторону взгляд завсклада со связями, насмешливо тянула:
Оо-ой! Посмотрите на них! Давно не виде-е-елись! – и тогда уголки её губ ползли вниз.
Но дядя Янис, в отличие от всех вокруг, совершенно не обращал внимание ни на мамино насмешливое «не виде-е-е-лись!», ни на то, что у Аделаиды не было шеи, а подмышками были чёрные круги.
Только вот «дядей» она его не смогла назвать ни разу. Для неё и для Сёмы это был просто «Янис», или «Янис-барбарис».
Мама очень сердилась и делала замечание:
– Что это ещё за «Янис» такой?! Он что, тебе друг, сват? Он старше твоего отца! Изволь говорить «дядя Янис»! Поняла?
– Мам! – хихикала Аделаида, пряча лукавую, счастливую мордочку за плечо дяди. – Вот смотри: все, кто ходят по улице, – они все дяди. И все чужие. А это мой Янис-барбарис! Правда, Янис?!
– Конечно! – он пальцем щекотал ей шею.
– Слушай! – мама строго обращалась к дяде. – Скажи ей, чтоб называла тебя на «вы» и говорила «дядя»!
– Зачем? – Янис снова не видел маминого, отработанного долгой учительской деятельностью, убийственного взгляда. – Пусть называет как хочет! Да, моя Кисочка? – он трепал Аделаиду за жидкий хвостик на затылке.
Надо же какое-то уважение к старшим иметь, правда? – не сдавалась мама. Она уже начинала сопеть, а в семье все знали, что это значит – мама сейчас разнервируется! А если разнервируется, то будет поздно! Поэтому надо притушить, пока не разгорелось. Однако дядя Янис не знал, да скорее всего и не желал знать правила игры в «Мне сейчас будет плохо!». И про «разжигания» тоже не знал.
А разве моя кисочка меня не уважает?! А ну, признавайся, моя хорошая: ты меня не уважаешь?! Признавайся честно! – и дядя, крепко зажав в руках её ладони, начинал ей считать рёбра:
– Раз… два… ой! Ой! Подожди, не крутись! Третье потерял! Стой, говорю! Кому сказал?!
