— Мне хотелось бы подарить тебе столько же счастья, сколько ты даришь мне.
Они помолчали.
Они лежали, взявшись за руки, в своей маленькой комнате на девятом этаже старого дома, боясь шелохнуться, как будто счастье могло взлететь и унестись от них, как пушинка.
— Я не думал, что можно так любить, как я люблю тебя, Джульетта, — сказал Кларенс. — Недавно я смеялся над рассказами товарищей и разными историями, о которых в книгах пишут.
— Значит, пришло наше время, — ответила Джульетта. — Теперь будут другие смеяться над нами. Таковы люди.
— Люди лучше, чем кажутся. Сегодня Рич спас мне жизнь после того, как я сказал, что все итальянцы — бандиты.
— Ваш ребенок тоже будет наполовину итальянцем, господин президент.
— Я люблю итальянцев.
— И пуэрториканцев, — грустно засмеялась Джульетта. — Может быть, мы уедем отсюда, Кларенс?
— Я люблю Нью-Йорк.
— Но я боюсь за тебя. Когда ты завтра уйдешь искать работу... я буду все время думать, что тебя подстерегает Ринальдо.
— Ты знаешь его?
— Нет.
— А я думал, что все итальянцы знают друг друга, — улыбнулся Кларенс.
— Их слишком много в Нью-Йорке... Давай ходить вместе?
— Ни за что. Ничего не случится.
— Давай уедем далеко.
— В Калифорнию? Там хватает своих... Здесь, в Бауэри, кочуют бродяги из Калифорнии. Разве мы можем сейчас уезжать из дома? У нас есть дом. Я убьюсь, но устроюсь.
Джульетта встала на колени в постели, не отнимая своих рук у него.
— Мне сделалось страшно, когда ты сказал: убьюсь.
— Но я, правда, могу умереть для тебя. Попроси меня, о чем хочешь. Хочешь колье из магазина Кортье? Платье из магазина Лорда? «Кадиллак»? Я все могу. Я ведь президент.
— Я хочу, чтобы ты стал католиком, Кларенс, — прошептала Джульетта.
— Почему?
— Мне кажется, тогда отец простит меня. Мы поселимся там и начнем работать все вместе, в нашей пиццерии.
— Он ждал помощника, а не нахлебника, Джульетта.
— Ты послушай меня, Кларенс.
— Хорошо. Я поговорю с мамой. Хорошо.
Она сняла с себя крестик и надела на него, с торжественной плавностью в движениях голых рук.
— Вот я и католик, — сказал он.
А она положила голову на его грудь и, вздохнув, заснула наконец, будущая мать его ребенка.
Утром Кларенс снова пошел по городу. Ему казалось, что надежда прячется за каждым углом. Надо только быть неутомимым. Под вечер он заглянул в маленькую католическую церквушку, вроде той, что была напротив «Гамильтона». Полумрак, теплая духота воздуха, пойманного в стены без окон, заметных глазу, похоронный, свечной запах сначала отпугнули его. Потом он разглядел несколько фигур на стульях в гулкой глубине комнаты и осмелел. Раз были люди, была и тут жизнь.
