«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных - Лафкадио Хирн

© А. Танасейчук, вступительная статья, состав, перевод, 2018

© В. Чурсин, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

Почти невозможно представить себе писателя, которого почитают собственным национальным достоянием сразу четыре народа – ирландцы, американцы, греки и… японцы. Тем не менее такой автор существует, зовут его Лафкадио Патрик Хирн (1850–1904), впрочем японцы предпочитают называть его Якумо Коидзуми, и это вполне оправданно. Что интересно: ни одна из упомянутых наций совершенно не стремится (как это бывает!) доказать свое право единолично «владеть» писателем. В этом есть справедливость: разные этничности вполне органично сосуществовали в душе художника при его жизни. Не конфликтуют они и post mortem. За свою недолгую жизнь Хирн поочередно побывал сначала греком, потом – ирландцем, гражданином Британской империи, затем американцем и, наконец, почти полноценным японцем и скончался, кстати, подданным микадо. С завидной регулярностью он менял и имена. С рождения лет до двадцати пяти его звали Патриком. Потом он надолго превратился в Лафкадио Хирна, а с середины 1890-х – и уже до конца дней – его звали Якумо Коидзуми.

Он немало попутешествовал по миру. Можно даже сказать: вся его жизнь – это путь. И двигался он всегда в одном направлении – на запад. Только для того, чтобы в конце концов оказаться на самом что ни на есть Дальнем Востоке – в Японии.

Но поразительно и странно не это, а то, что судьба заставляла его постоянно менять этничность. Грек по матери, он формировался и рос в Ирландии, вполне органично впитывая ее культуру (см. рассказ «Подсолнух»). Потом оказался в США, на Среднем Западе, и был вынужден адаптироваться к местному культурному коду. Затем обосновался в Новом Орлеане. А этот город по своему духу и атмосфере разительно отличался от того, к чему он уже привык в американской глубинке. Но он искренне полюбил и узнал его. Прошло несколько лет, и вот Хирн уже вне пределов США – на французских Карибах, на Мартинике. А там не только другой язык – там люди живут совсем по-другому. У них иной опыт – исторический и культурный, иные ценности, другая религия… Цвет кожи, наконец! Но и в эту жизнь он вписался. А потом очутился в Японии и… превратился в японца. Выучил язык, отказался от европейской одежды и пищи, поселился в японском доме, женился на японке и стал… Якумо Коидзуми. О произошедшей метаморфозе точно написал австриец Гуго фон Гофмансталь, хорошо знавший писателя: «Лафкадио Хирн, так глубоко и сильно любивший Японию, быть может, единственный европеец, знавший эту страну в совершенстве и привязанный к ней всем сердцем. Он любил ее не любовью эстета и не любовью ученого, а любовью сильнейшей, всеобъемлющей, редкой – любовью, которая живет внутренней жизнью любимой страны». Конечно, история литературы знает примеры вполне успешной смены этничности: Владимир Набоков, Эльза Триоле, Анри Труайя. Но Лафкадио Хирн, конечно, иной случай – и совершенно уникальный. Русские превращались в американцев, французов, а тут столько всего! Впрочем, быть может, он от рождения был космополитом и потому без труда менял языки и национальности?