Мы обогнули этот островок и пошли вдоль высокого, закрывающего небо острова Коневиц.
В луче прожектора появились часовня, несколько светлых камней у берега, белая изогнутая коряга в мелкой воде.
Мы сбросили якорь и некоторое время неподвижно сидели на носу, свесив руки.
— Да-а-а! — сказал наконец Никита, и я понял, что он хотел этим сказать, Потом он вдруг спрыгнул в воду, по колено в воде дошел до берега, и я долго с испугом слушал, как он там с треском что-то отламывает. Потом он вернулся, волоча за собой какую-то доску.
— Пригодится! — пробормотал он, бросив доску на корму, спустился в каюту и сразу почти что захрапел.
Когда я проснулся, было светло. На потолке сходились и расходились золотые нити. Я вылез на корму, посмотрел вверх — остров Коневиц поднимался высоко над нами — горы, поросшие красными соснами.
Мы обогнули Коневиц и снова вышли на бескрайний водный простор.
Потом мы увидели на горизонте высокие, до самого неба, изогнутые столбы дыма, расходящиеся на высоте, превращающиеся в дымку.
— Приозерск! — радостно сказал Никита.
Спокойно, под жарким солнцем мы шли к этим дымам.
Один из них сделался ближе, остальные словно отошли, рассеялись.
… Дым был какой-то странный, не похожий на фабричный. И слишком уж высоко тонким перекрученным стволом он уходил вверх… Скорее это походило на тучу, которая вдруг решила соединиться перемычкой с землей. Мы подошли ближе: точно — высокая страшная туча, соединенная с землей перемычкой, в которой что-то непрерывно двигалось.
— Похоже на ви-хырь! — задумчиво проговорил Никита. — Вихырь!
Мы подходили ближе. Вокруг становилось как-то сумрачно. Солнце, находящееся почти в зените, светило как сквозь закопченное стекло.
— Крепи все по-штормовому, — бросил Никита.
Я съехал по трапу вниз, все убрал в запирающиеся шкафы, со стола все убрал, завинтил винты на иллюминаторах. Страх мешался в душе с ликованием.
Быстро все закрепив, я выскочил наверх.
Мы шли уже в сплошном мраке. Пахло почему-то горелым.
— Отставить крепить, — глянув в мою сторону, сказал Никита. — Лес горит.
Теперь было ясно (вернее, неясно) видно, что самый густой и высокий дым поднимается с острова, оказавшегося слева.
Никита свернул прямо к острову. Огня еще не было видно — один дым.
— Принеси мою брезентовую робу, — сказал Никита.
— Что?
— Робу, брезентовую!!! — тараща глаза, заорал Никита.
Преодолевая обиду, я достал из-под дивана новую, твердую, светло-зеленую робу. И вынес ему наверх. Придерживая рукой штурвал, Никита стал переодеваться.
