Тем более, когда начало темнеть, почему-то стали нарастать волны.
— Ладога всегда расходится к ночи, — небрежно сказал Никита.
Мы, не сговариваясь, посмотрели на карту, придавленную на крыше рубки двумя гаечными ключами и иногда задираемую по краям порывами ветра.
… Пристать здесь было негде: вдоль берега на карте тянулись мелкие полукрестики, обведенные штриховыми кружками, — подводные камни.
Я понял вдруг: озеру совершенно безразлично, что нам абсолютно негде высадиться на берег!
Слева исчезало солнце, справа шла на нас страшная тьма. Только горела там одна-единственная звезда — и я заметил, что это не лучистая точка, а маленький светящийся шарик. Потом стало абсолютно темно, мы поднимались на высокую черную волну, потом, замерев, скатывались в пропасть.
Мотор неровно стучал, мы прислушивались к нему: вдруг заглохнет — тогда конец.
Мы стояли на корме, глядя вокруг, нигде не было видно ни огонька. Снова волна — выше предыдущей — и снова соскальзывание вниз, когда желудок поднимается к горлу.
«Но должен же быть этому конец!» — думал я, но, оглядевшись вокруг, понимал, что никто нам тут ничего не должен.
И никому тут не интересно, будет ли работать у нас мотор, не кончится ли топливо, не налетим ли мы в темноте на камни.
Вдруг, при подъеме на волну мне показалось, что впереди коротко что-то сверкнуло.
— Смотри! — закричал я.
— Где?!
Мы долго вглядывались во тьму, но ничего в ней не видели.
Мы снова скользили вниз.
«Когда-то должно это кончиться?» — думал я, но «это» и не думало кончаться, ему было безразлично, что чувствую сейчас я.
Потом, после долгих часов тьмы, мы вместе вдруг увидели проблеск лучистого огонька, но он казался слабее и дальше, чем висящая сбоку звезда.
— Коневиц! — сказал Никита.
Над слабо светящимся еще горизонтом возникли четыре горба. Сначала мы, испуганно сжавшись, думали, что это идущие оттуда на нас огромные волны. Потом заметили, что горбы неподвижны, и поняли, что это вершины острова.
Огонек маяка исчезал и появлялся. Мы посмотрели по карте, по секундомеру (проблеск — пауза — проблеск) — все верно, это был режим работы маяка острова Коневиц!
Наконец ветер стал стихать, волны уменьшились. Стало тепло, тихо, мы даже слышали теперь дыхание друг друга. Остров закрывал нас от ветра, не пропускал его к нам.
Никита шарил прожектором по берегу; вот показался на маленьком лесистом островке низенький, на двух подпорках, маяк.
Почему-то все маяки на Ладоге, к которым так долго стремишься, расположены на диких, лесистых, безлюдных островах!
