Показалась деревня. По нашим картам — это Тахтомай. Деревня стоит в стороне от реки, и мы дивимся столь странному расположению — обычно все сибирские села лепятся к берегам рек.
Под первыми лучами солнца миллиардами мелких огней на кустах сверкает роса. Гнуса как не бывало. Будто он нам приснился во сне. По берегу спокойно бродит стадо коров, едва помахивая хвостами. Это знаменитые, по здешним местам, малорослые, но высокоудойные «чунарки».
Безо всякой цели спросили пастушка, мальчика лет десяти, как называется эта деревня, как называется следующая и далеко ли до нее.
Он подтвердил, что это — Тахтомай, что следующая деревня Ганькина, за ней Булбунское и что до Ганькиной от Тахтомая двадцать четыре километра, а до Булбунского сорок восемь.
После проведенной в таких муках ночи нас клонило ко сну. Утро загоралось ласковое, чудесное. Разбить о камни или опрокинуть где-либо нас не могло — река совсем что озеро — и мы улеглись спать прямо в лодке.
И вдруг — толчок. Вскочили. Оказывается, лодку прибило к берегу. Кругом опять луга и луга. Спросонья нас знобило. Чтобы согреться, мы налегли на весла. Через час усердной работы подъехали к деревне — видимо, Ганькиной.
Переправив на другой берег реки целую ватагу девчат, должно быть на покос, возвращался обратно перевозчик.
— Эй, дядя, — окликнул я, — что, до Булбунского далеко?
— Рекой пятьдесят километров, — помахивая двуперым веслом, ответил он.
— Как пятьдесят! — удивился я. — Да нам еще в Тахтомае говорили, что сорок восемь.
— А я вам где говорю? Конечно, не спорю, может и сорок восемь…
— Так это — какая деревня?
— Тахтомай!
— Тахтомай? А выше была какая деревня?
— Балтурина.
— Да нет, Балтурина — ниже.
— Вы что, с ума спятили? Между Балтуриной и Тахтомаем нет ничего.
Мы прекратили бесполезный спор. Присниться деревня нам не могла. Очевидно, он сам спятил или просто смеялся над нами.
Проверить! Проверить надо его. Спросили у женщины, полоскавшей белье немного поодаль:
— Скажите, тетя, это какая деревня?
— Это? Филькина, родные.
(Ну, так и есть! Коварный перевозчик, как зло он смеялся над нами!)
— А что, до Ганькиной далеко?
— Вот не скажу. Путем сама не знаю. Километра двадцать четыре, вроде, считают.
(Что за чертовщина! От Тахтомая двадцать четыре и от Филькиной двадцать четыре!)
Что ж, может быть и в самом деле женщина не знала точного расстояния, и Ганькина где-нибудь здесь, за поворотом? Но мы потеряли счет поворотам, а Ганькиной все не было.
