Так они и сидели, пока поезд не тронулся. А перрон продолжал жить своим шумом.
В июне 1997 года, к семилетию кончины, на территории студии Довженко поставили памятник Параджанову. Голова, три колонны, символизирующие три культуры, аккумулированные в его творчестве: украинская, грузинская, армянская.
И образы Марички и Ивана из "Теней забытых предков". Там нет "Слова о полку Игореве", там нет сказок Андерсена. Нет, потому что он их не снял. Не дали. Не успел. Нет "Демона", которого он мечтал снять с Майей Плисецкой.
В заметке, сопровождающей фотографию в газете, сказано, что на открытии присутствовали президенты Украины, Грузии и Армении, и что многочисленность выступающих подтверждала мысль о том, что он, Параджанов, при жизни был признан гением. И Довженко был признан при жизни. И другие – тоже. Дело, видно, привычное.
Гениев жалко.
Как-то шла экскурсия по музею студии Довженко. Было это в 80-х годах, Сергей был ещё жив. Экскурсовод рассказывает о Довженко, о Дзиге Вертове, о Демуцком (прижизненно уничтожаемых, а посмертно – в музей). Особая гордость современного украинского кино – "Тени забытых предков". Речь экскурсовода прерывается немолодым человеком. В штатском. Он просит адрес Параджанова. Нету, говорят ему. Не живёт Параджанов в Киеве, а только наведывается иногда. Человек протягивает листок бумаги –
дескать, когда приедет, отдайте ему это, там мой телефон. Пусть позвонит, хочу покаяться, я его арестовывал.
Сергей позвонил. Не сразу, он терпеть не мог звонить. Для него сущей мукой было набирание номера и вращение диска. Всегда кого-то просил набрать нужный телефонный номер. А на этот раз – позвонил.
Ответил женский голос.
Сергей назвался и попросил такого-то.
Пауза.
– Его нет, – ответил голос. – Он умер две недели назад.
Не знаю, почему вспомнилась эта грустная, ещё одна грустная история. Наверное, потому что Сергей был огорчён ею: может, ему захотелось соединить на минуту свою историю с историей этого человека; а может, из уважения к своей судьбе, к своему горю он бы принял его открыто и щедро; а может, дал бы ему облегчить душу и покаяться.
А каяться было в чём, судя по тому, что творилось в квартире Сергея с 17-го декабря 1973 года – дня его ареста. Какая засада – настоящая волчья засада! – была устроена в квартире при погашенном свете (в окнах едва мерцал крошечный огонёк); и кто были эти люди? ГБ? Милиция?
И что можно было искать в квартире человека, который не работал вот уж восемь лет? В доме после них остался тяжёлый перегарный дух.
