— С наступающим, — поздоровался коллежский регистратор.
— И вам всего хорошего, ваше высокоблагородие, — купец сразу опознал в вошедшем чиновника. — Ветчинки желаете али индюшка?
— Мне бы гуся.
— Оченно хорошо, что ко мне пожаловали. У меня гусачок первостатейный! Из тверских экономий получаем. Помещичий, жирный, одним ячменем кормленный. И всего два рубля с гривенником!
— А Леонид Петрович говорил, что гуси у вас — с Большого проспекта.
— Это который Леонид Петрович? — нахмурился Богомолов.
— А Гаврилов. Он раньше на Петроградской стороне сыском командовал, а теперь на повышение пошел — на Офицерской служит, к самому Филиппову приближен. На Пасху обещали в чиновники перевести.
— Как же, как же, прекрасно знаком с Леонидом Петровичем, увидите его, поклон передавайте. Ну что ж, приятелю его врать не буду, с Васьки гусачки. Но хуже они от этого не сделались! Ведь гусю-то простор не нужен, ему простор во вред только идет. Чем он больше бегает, тем тощее и жилистей становится. А коли гусь целыми днями сиднем сидит, так он жиром обрастает. Тут самое главное — питание, а кормит их мой поставщик, дай бог, чтобы так рысаков генеральских кормили.
— Адресок поставщика вашего дадите?
— А накой он вам? Он вам не продаст, потому как только оптом торгует, да и нет у него теперь гусей — я всех скупил.
— Ничего я у него покупать не собираюсь, а только есть у меня к нему разговор.
* * *
Дворник дома нумер шестнадцать по Тринадцатой линии, услышав про гусятника, сплюнул:
— Есть такой у нас, в надворном флигеле живет. Фамилия у него — Долгополов. Вот где у меня эти гуси, — дворник постучал себя по шее. — Он ведь чего делать, гад, повадился. Чтобы, значит, корму на иродов своих меньше переводить, кажное утро их во двор выпускает. Мы по утрам в яму из квартир помои выливаем, а гуси из них себе лакомствы разные выковыривать начинают. Из-за энтого промеж них драки, галдеж и крик подымается. Акромя того, гадят они везде, сор по всему двору разносят. Жильцы жалуются, а сделать я ничего не могу, потому как господин околоточный гусятнику этому, значит, потворствует и трогать его не велит! Но, слава богу, давеча перерезал Долгополов всех своих гусаков, продал и сказал, что больше водить не будет. Сказал, что вообще апосля праздника съезжает, домой его, вишь, в Тверь потянуло, лавку он там собрался открывать. Видать, нажил на своих птицах капиталец! А вчерась шел выпимши, я ему калитку открыл, а он меня к себе позвал и полгуся подарил! «Беспокоил я тебя долго, Петя, — говорит, — так на тебе к Рождеству подарок». Раньше от него гривенника не дождешься, а нонче — полгуся. Чудеса, одним словом.
