Ей успели шепнуть, что «высокий с бакенбардами» – великий князь Николай Николаевич старший, прискакавший на пожар из Кремля, но она нисколько не переменила тона (умная старуха и раньше догадалась, кто перед ней) и продолжала по-прежнему: «Уж успокойте, батюшка, меня, прикажите…» Великий князь, улыбаясь и почтительно откланявшись ей, приказал брандмайору: «Успокойте их. Сделайте, как они хотят». И пожарные всю ночь провели на дворе Ольги Васильевны, карауля покой и добро умной и властной старухи.
Так было всюду и всегда. Все бывало по ее воле.
Горячие, властные сыновья (все в нее), не ладившие друг с другом, подчинялись ей. Стоит им поднять при ней спор, как она властно приказывала:
– Замолчите! Говорите о лошадях!
И они говорили о лошадях. Правда, они были все страстные лошадники.
Мама была нужна Ольге Васильевне. У бабушки жили сироты, мальчик и девочка, дети ее покойной дочери. Она не доверяла их воспитанье их отцу. Воспитывала их мама. Дети были трудные, но вышли в люди. Дочь вышла за Жемочкина[84], брата мужа моей сестры. Сын отлично кончил гимназию и университет. Был замешан, к ужасу бабушки, в студенческих волнениях. Я встречал переводы Иеринга[85] с его именем. Конечно, мама не услышала и простого спасибо за свой труд ни от них, ни от родных.
Мама жила на Болвановке вдовою любимого сына бабушки Ольги Васильевны, но никогда не получала от нее даже карманных денег. А между тем сердце ее разрывалось от заботы: дедушка Василий Алексеевич не мог содержать семью и скоро умер. Бабушка с тетей остались без всяких средств. Маме надо было решиться на что-то, чтобы не оставить свою мать без хлеба. И она решилась: она вышла замуж за моего отца.
Это был подвиг в полном и точном смысле слова. Она совершила его ради матери.
Отец был вдов, на двадцать лет старше ее. Она выходила за него не по любви, она знала только, что идет за честного и доброго человека. Но она шла на огромную, по нынешнему суждению – анекдотически огромную семью: у отца было одиннадцать человек детей. Из них только одна старшая дочь была замужем. Все остальные – шестеро дочерей и четверо сыновей – жили при отце. Из них старшие годились в младшие братья и сестры маме, а младшей было четыре года. Тяжкая обуза воспитания и руководства такой семьищей, заполнявшей два этажа поместительного дома в Плетешках, влекла за собою не менее тяжкую обузу ведения хозяйства, почти помещичьего по размерам. И во все это мать вошла в тридцать лет, в расцвете молодости, подсеченной под самый корень. Она и здесь с честью пронесла свое бремя. Из дочерей-невест у отца до мамы выдана была лишь одна, да и та неудачно: муж пил, оставил ее без всяких средств, и она вернулась вдовой в дом отца, так что все одиннадцать детей отца оказались-таки под маминым попечением. Мать при жизни отца выдала замуж троих, и всех счастливо и богато даже. Когда дети от первой жены после отцова разоренья ушли от отца, из оставшихся в девушках трех сестер только одна сумела выйти замуж. Приданое же для старшей из них уже было запасено матерью, и падчерица увезла его с собою. Старшие сыновья отца не получили образования. Старший сын Николай Николаевич лишь понюхал воздуху в Коммерческом училище, второй – лишь нюхнул его в каком-то пансионе. Отец на моей памяти говаривал, что учить ребят надо только «читать, писать да арифметике», а затем – в дело, в торговлю! Мать горячо против этого восстала и добилась того, что двое младших сыновей отца, которых воспитывала она, не только окончили среднюю школу, но и высшие учебные заведения: один – университет, другой – рижский политехникум. Один был помощником у знаменитого Плевако
