В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 89



, другой – инженером. Дочери старшие также только посидели в пансионах, и из пятерых «кончили» пансионы, кажется, только две. Две же последние, чье воспитание пало на мамину долю, окончили с медалями полный курс казенной женской гимназии. Разумеется, никто из них не поблагодарил за это мачеху. Отец же, правдивый и прямой человек, говаривал матери, когда дети ушли от него: «Вот, матушка, ты воспитала их и научила, – смотри, как тебя поблагодарили». Он с горечью говорил это: его поблагодарили не лучше.

В первом браке у мамы не было детей. Во втором пошли дети – пятеро мальчиков. Роды переносила она болезненно. Итак, «труд и болезнь», павшие ей на долю, были велики. Единственною наградою было то, что она могла покоить мать: бабушка с тетей жили тихо и мирно в той квартирке, которую я описывал, на гроши, которые давала им мать. И эти гроши или даже полушки, в сравнении с тем трудом, который несла мать в чужой бесконечной семье, вызывали нарекания на мать со стороны падчериц и пасынков! Отец же любил и уважал свою новую тещу.

Я часто думал, озирая мамину жизнь, что трудно было бы измыслить большие две противоположности, чем ее первый и второй мужья.

Сергей Сергеевич был молодой красавец (на год только старше мамы), остроумец, делавший беззаботно опыт за опытом все пробы легкожития, не думающий о конце концов. Он любил маму, и она его. В нем было много блеска и того особого качества, которое легко обозначить непереводимым французским словом «charme». Он любил веселье, театр, породистых лошадей, вино, женщин. У него были друзья и враги, приятели и неприятели. Свою и чужую жизнь поджигал он с двух концов. У мамы не было детей от него. И любовь его была в ее жизни как сон, в самом начале светлый и радостный, как сиреневая ночь, затем грустный до слез, до полыневой горечи.

Отец был во всем противоположен Сергею Сергеевичу. Он прошел тяжелую школу жизни: единственный сын из старинной старообрядческой купеческой семьи, он вынес ее разорение в раннем детстве, жил в мальчиках у Кабанихи мужского пола, у скупого и жестокого шелковщика Капцова, натерпелся хозяйских побоев. Сергей Сергеевич ездил на Нижегородскую ярмарку в первом классе по железной дороге, отец хаживал туда пешком с обозом, везшим капцовский товар на ярмарку. Сергей Сергеевич был богат, у отца был только достаток, еле хватавший на семью в два десятка человек. Отец не брал во всю жизнь ни глотка вина, был домосед, единственным его лакомством была моченая брусника да миндальные пряники. В трактирах он бывал только с покупателями за чаем вприкуску. Он был не лишен добродушного, чисто народного юмора, и на мое, ребенка, решительное заявление, что не знаю, где найти то, что он меня просит принести, он пресерьезно советовал мне, бывало: «Сыщи, а я укажу!» Но тон жизни, которому он следовал и хотел, чтобы следовали дети, был строг и чинен. Он не любил ничего нового. Все мое детство и отрочество прошли при стеариновых свечах, когда везде в домах горели уже керосиновые лампы, а кое-где и электричество. Жизнь для него была труд и обряд, а не произвол и игра. В нем не было веселья, а самое большее – если улыбка. Не помню его смеха. «Грешно» – это было строгое и крепкое слово в его устах.