В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 187
Я не ошибусь, я не преувеличу, сказав, что – ребенок – я испытывал священный ужас, взирая на это огромное орудие смертных страданий Христа, и любовью к Нему преисполнялось мое маленькое сердце.
Мама стояла за молебном со слезами, и я знаю, что эти слезы облегчали ей жизнь надолго, надолго. Она испытывала близкое к тому, что переживал я сам, и оттого мы с нею вместе – она с усталою душою, я – не испорченным еще сердцем – так любили это ее утро, когда в дом наш входил Христос.
Прошло много лет, для частной жизни, моей и маминой, они равнялись целому веку. Все изменилось. Мы жили в чужом доме. Но мне захотелось вернуть прошлое – и я опять пригласил на день маминых именин, как встарь, успенское духовенство со святыней. Для мамы это был великий воскресший праздник. Она сияла радостно, слушая те же хвалы Христу, Божией Матери и святой Узорешительнице.
Это было в последний год жизни мамы, и, проводив святыню из Успенского собора, она вздохнула благодарно: «Привел Бог».
И крепко и благодарно поцеловала меня.
Отерев слезы, счастливая и утешенная, мама хлопотала в гостиной, угощая успенских соборян.
Это был крупный, породистый народ с могучими голосами (как правило, в Успенском соборе были одни басы и баритоны), с отличной московской речью, с отличным знанием людей: богомольцами Успенского собора была вся Русь, от императрицы до юродивого, и для всей этой Руси соборянам приходилось петь молебен перед своими святынями.
Мудрено ли, что разговор в гостиной был интересен, сочен, жив, но мудрено было угостить этих соборян со славою; чего-чего и у кого-кого они не едали и не пивали.
Но мамино угощенье всегда было на славу: ее отличные постные маринованные <нрзб.>, ее бисерные рыжички, ее тончайшая икра из белых грибов, ее кулебяка с четырьмя постными начинками: с вязигой, с капустой, с морковью, с грибами – вызывали отменную похвалу важных успенских соборян. Не меньшей похвалы удостаивались ее настойки на вишне, черной смородине, хваченной первым морозцем рябине. Все это было так вкусно и добротно, что к покупным закускам: к семге, сардинам, шпротам, – к покупным водкам и винам почти и не притрогивались.
А до закуски подавался чай с лимоном, с миндальным молоком, с вареньями всех сортов и цветов.
Подкрепившись, духовенство благодарило хозяйку и с благословением всему дому уезжало со святыней в собор, провожаемое отцом и матерью до кареты.
Я уносил образ Узорешительницы в божницу.
Начиналось общее поздравление мамы с ангелом.