В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 186



На столе уже приготовлена была стоявшая белая фаянсовая чаша для водосвятия, лежал ладан в фарфоровой чашечке, и часов в 8–9 утра со двора, от ворот, раздавался сигнал: «Едут! Едут!»

Отворяли марш-двери на парадную лестницу – папа и мама спускались с крыльца.

Папа, мама и все домашние принимали на свои руки древнюю Влахернскую икону Божией Матери (она пришла к московским царям еще из Византии), покрытый пеленою ковчег, в котором находились золотые ковчежцы с Гвоздем Господним и створчатый складень с частицею Ризы Господней.

Святыням предшествовал фонарь, несомый одним из «городских мальчиков».

За святынею следовал священник, неся в руках покрытый эмалью большой древний крест с частицею Животворящего Древа, на которую, по преданию, капнула кровь Самого Христа, за священником следовал диакон и причетник с кадилом.

Влахернская икона и ковчежцы со святынями ставились на стол, крест полагался на водосвятную чашу, вокруг которой зажигали три свечи. Пред святынями также возжигали восковые свечи.

Духовенство начинало молебен Господу Христу, Пресвятой Богородице и великомученице Анастасии.

Молебен служился с водосвятием по особому чину, совершавшемуся только в одном Успенском соборе.

При первом погружении креста пели, как обычно, тропарь Кресту: «Спаси, Господи, люди Твоя…», но во второй раз погружали в воду не крест, а складень с Ризой Господней и пели тропарь Крещения: «Во Иордани крещающуся Тебе, Господи»; в третий раз погружали вынутый из ковчежца Гвоздь Господень и вновь пели тропарь Кресту.

Со страхом и трепетом внимали мы, дети (по крайней мере, говорю про себя), и наши родители пению этих тропарей, которые приобретали особый, глубоко волнительный смысл для людей, веровавших, как мы тогда, что в воду погружается крест с каплей крови Спасителя, частица Его хитона и Гвоздь, пронзавший Его Пречистое Тело.

В душе – в чистой, светлой детской душе – было такое ощущение, что Сам Христос вошел в дом наш со Своим великим страданием и еще более великою любовью и дал дому нашему мир и радость <…> что за молебном славили и нашу великомученицу Узорешительницу, отдавшую жизнь за любовь ко Христу.

После молебна мы прикладывались к святыне и пили святую воду. Няня непременно старалась овлажнить водою, стекшею с Животворящего Креста, наши глаза, виски, лоб: она верила, что это приблизит нас к Разуму Христову, к Чистоте Его.

Духовенство, поздравив маму с ангелом, отправлялось пить чай и закусывать в гостиную. Но причетник, а заменяя его, и диакон оставался при святыне и, видя наше глубокое детское, чистое благоговение к ней, объяснял нам ее великое значение, рассказывал о страданиях Христа за род человеческий и, вынув из золотого ковчежца, показывал длинный железный Гвоздь, пронзавший Тело Христово.