Помню, псаломщик приходской церкви Богоявления в Елохове, степенный и басовитый Николай Федорович Преферансов, уважаемый отцом и уважавший отца, принес ему однажды для прочтения запрещенные тогда «Мелочи архиерейской жизни» Лескова (по приказу Победоносцева том сочинений Лескова с этими «Мелочами» был сожжен) и советовал прочесть как некую скрижаль, раскрывающую правду об архиереях. Отец поблагодарил, спрятал книгу в комод, но читать ее не стал и, подержав некоторое время для приличия, возвратил Преферансову, не читавши.
Я не вспоминаю ни одного разговора или рассказа о митрополитах, архиереях, протоиереях или протодиаконах – рассказов, исходивших от отца. Зато я отлично помню его благоговейно-строгие, исполненные живой веры слова о Спасе Христе, о Пречистой, об Архистратиге Михаиле, об Иоанне Предтече, о святителе Николае, о московских святителях, о преподобном Тихоне Калужском, чтимом на родине отца.
Он не читал «Мелочей архиерейской жизни», и в его руках я не видал никаких «житий» здравствующих подвижников, но под большие праздники, придя от всенощной, или тогда, когда по болезни не мог быть в церкви, он читал, а иногда и певал с благоговением ирмосы[112] и кондак[113] празднику из книги Е. Ловягина, где песнопения эти были даны и в славянском тексте, и в русском переводе с греческого. Он знал наизусть службу и акафист[114] своему Ангелу, святителю Николаю. У меня цела до сих пор принадлежавшая ему объемистая книга «Службы, житие и чудеса иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мир-Ликийского, чудотворца».
Каждый понедельник – день, посвященный ангелам, отец неопустительно ходил к обедне в Архангельский собор, особенно почитая Архангела Михаила. Икона Архистратига Небесных Сил была в комнате отца. Это неопустительное хождение в Архангельский собор по понедельникам, нарушавшее обычное течение его «трудов и дней», отец исполнял по обету, данному еще в молодых годах, и исполнял до старости. Никто не знал, когда и при каких условиях дан был отцом этот обет, но он никогда – разве болезнь приковывала его к постели – не нарушал исполнения этого обета и, сколько помню, никого никогда не брал с собою в эти понедельники в Архангельский собор. Это была его одинокая молитва в темном соборе, тесном от царских гробниц, но посвященном тому Архистратигу – вождю Небесных Сил, в котором Церковь и народная вера одинаково чтут Победоносца Света и Победителя тьмы.
Когда мы с братом подросли, отец водил нас с собою в приходскую церковь Богоявления и неопустительно требовал, чтобы мы строго держали себя во время богослужения: не смотрели по сторонам, крестились истово, кланялись в землю добросовестно, не приседали, стоя на коленях, корпусом на пятки. Отец следил и за тем, чтобы дома мы сохраняли благоговение к чтимым иконам, молились перед едой и после нее, не позволяли пустить себе на язык «черное слово». Но никаких особых проявлений нарочитого благолепия он от детей не требовал. Зная сам отлично богослужение, он радовался, если замечал, что я уже воспринял кое-что из обычного богослужебного круга приходской церкви, но никогда сам не заставлял меня «учить» и «твердить» из богослужебных последований, канонов
