И ответил сам себе…
— Нэт!
Сделал несколько шагов по кабинету. Резко повернулся к Корсакову — с вдруг потемневшими от гнева глазами.
— Они — бэлоручки! — Они хотят Революцию… Делать в белых перчатках!
Он махнул куда-то за стену.
— Не выйдет! Товарищи! «Золотой запас»?
Александр Кириллович вспоминал одного, второго, третьего… Может быть, десяток товарищей по подполью, по каторге, по первым съездам… Почти никого сегодня не было на первых ролях в партии. Кто погиб в первую мировую, кто в гражданскую… Кто был выброшен из партии, как участник дискуссий, тех или иных оппозиций… Нет, кто-то еще оставался, но это была скорее тонкая пленка над огромной массой пришедших в партию уже в мирные, относительно спокойные годы. «Когда партия уже была у власти!»
— Ты знал… — и Сталин назвал фамилию молодого командарма, с которым Корсаков недавно встретился на Никольской.
«Но… Почему — «знал»?»
— Очень он тебя… Защищал!
«Боже! От кого?!»
Сталин задержал взгляд, и, впервые за разговор, Александр Кириллович почувствовал всю спокойную тяжесть этих рыжих — с острым, черным ромбиком — глаз.
— Для меня лестно… Такое мнение моего командира! — почти по-уставному ответил Корсаков, поднявшись со стула.
Лицо Сталина передернулось. От презрительной ухмылки…
Он отошел к окну, достал трубку.
— Я много думал… О тебе… — почти печально, по-прежнему стоя спиной к нему, начал Иосиф Виссарионович.
«Почему? Откуда этот… отеческий тон?»
— Если быть реалистом?.. В политике? То надо отдать себе отчет в том…
Сталин обернулся и начал улыбаться. Медленно, с какой-то недоброй, восточной игривостью.
— Надо отдать отчет… — повторил он. — Что ты… Товарищ Корсаков, все-таки… Не-е наш человек!
Александр Кириллович почувствовал, что у него начинает сводить скулы. Он не заметил, как снова опустился на стул.
— Не надо так волноваться… — усмехнулся Сталин. Подошел к столу и наклонился над пепельницей. — Но Революцию делали всякие люди! Революция больше! Шире всех нас. Всех!
Он снова поднес спичку к трубке.
— А ведь только такому делу и можно служить? Как думаешь? Которое… Больше — тебя? — он вопросительно наклонился к Корсакову.
— Наверно, — выдавил из себя Александр Кириллович.
— Человеку свойственно ошибаться, — неожиданно мягко сказал Сталин, прохаживаясь по кабинету. — Человэку! Но не Революции! Я — человэк. И поэтому я… Могу тоже ошибаться! Ведь так, товарищ Корсаков?
Александру Кирилловичу показалось, что Сталин улыбается.
— В моем случае… Да! — Все-таки нашел в себе силы подняться со стула Корсаков.
