— Я люблю… вэрить людям! — снова приподнял указательный палец вождь. — Я хочу… Им вэрить!.. Но как горько… Как трагически горько. Когда… Я ошибаюсь в них! И дело тут — не во мне! Что допустил ошибку… товарищ Сталин? Это в историческом плане… Не бог весть какая трагедия! А если ошиблась партия — это…
Он подошел ближе к Корсакову.
— Это… Плохо! — неожиданно просто закончил он.
«В одном этом слове «плохо» было так много!»
— Не надо обманывать народ! — вдруг резко и отчетливо проговорил Сталин. Корсаков понял всю реальность, всю весомость угрозы.
«Боже мой, какая все ерунда! Все эти выборы на съезд?! Его, Корсакова, вроде бы безупречная партийная биография! …Когда-то так барин обещал выдрать на конюшне. За малейшую провинность. Только конюшни-то нынче другие!»
— Бледный… какой-то. Ты же молодой человек! Больше чем на пятнадцать лет моложе меня! Еще упадешь тут в обморок… Как какая-нибудь институтка!
— Я здоров!
— Надеюсь, — вдруг, откровенно недобро, сказал вождь. — Ты, кажется… женился? Или женишься?
Вопрос повис в воздухе.
Одно его неверное слово… Шаг назад… И Машеньки больше не будет! Навсегда! Не будет…
— Да! Женюсь, — как можно тверже сказал Корсаков.
— На такой… Нэпроверенной? С темной биографией… Жэнщине? — почти брезгливо начал Сталин. Но в этот момент он увидел, как расширились зрачки еле сдерживающего себя Корсакова. Сталин понял, что попал в самое слабое место. В самое беззащитное…
«Этот человек — любит? Значит, он не неуязвим! Как о нем говорили…»
— Хотя… — вдруг развел руками Сталин. — Вы же… В каком-то смысле… «Два сапога — пара?» Хорошо! Пусть и в нашем ЦК… Будет дворянская семья!
Он говорил это уже как какой-нибудь отец Лоренцо… Романтик!!! Добрый гений! Старый деревенский священник!
Он коротко хохотнул и, почти весело глядя на Александра Кирилловича, сказал:
— А вообще, я сам… Человэк — дворянской культуры! Только нэ говори этого… Никому!
Сталин потянулся к початой бутылке вина и снова разлил вино в два бокала.
— Много нэхорошего… Мне говорили о тебе! — по-прежнему улыбаясь, продолжал он с бокалом в руке. — Но я… Нэ поверил! Если у кого-то и осталось еще понятие о верности?.. О чести?! Так у кого же? Как не у таких… Как ты?!
Он чокнулся с Корсаковым.
Этот полуреальный, скачущий, какой-то мертвенно-белый разговор может дать… Подарить ему несколько лет жизни… Простой, деятельной… Живой жизни!
— Я хочу… Работать! — неожиданно, тихо и искренне, сказал Корсаков.
— Поедешь за Урал.
