В том же, двадцать четвертом он уехал за границу. По делам Коминтерна. По особому, долгосрочному заданию партии. То, что он делал там, было известно двум-трем людям, которые вскоре исчезли с трибун. Из списков ЦК. Из жизни…
Третий исчез, как исчезали в те годы. Словно растворился в воздухе…
Он вернулся в тридцать третьем. Почти забытый всеми. Чутьем старого подпольщика понял, что он явно не ко двору. Ему нужно было смешаться с толпой… Вычеркнуть свою фамилию из самых секретных списков. Уйти в самую глубокую тень… Но!
Но… Все-таки о нем вспомнили! И пока не знали, что с ним делать. Не было «высочайшего» указания… Не было времени даже доложить о нем!
Наверно, сам черт столкнул его на Никольской с давним знакомым. Около него остановилась длинная черная машина, и через секунду Корсаков уже был в объятиях высокого, худого, по-прежнему говорящего с польско-литовским акцентом, командира. Александр Кириллович был у него комиссаром армии в двадцать первом — двадцать втором. Когда освобождали Сибирь и Дальний Восток.
— Корсаков! Ты где? Почему тебя нигде не видно? Пропал, как в воду канул!
Командарм бы искренне рад встрече. Они уважали друг друга.
— Бросай все! Я получил Белорусский округ. Поедешь ко мне!
И уже из машины (торопился по высокому вызову) крикнул, искренне радостный:
— Я сам обо всем договорюсь! Все о тебе скажу… Жди вызова!
На осеннем, но еще ярком солнце, в бедноватой (после Европы!), бестолковой, энергичной, полной зевак, толпе появление Героя гражданской войны… Его мгновенное исчезновение… Было ошеломляюще! Только что этот длинный беловолосый, знаменитый военный с четырьмя ромбами, как мальчишка, выскочил из дорогой, иностранной машины, заключил в объятья «ненашенского» вида то ли господина, то ли товарища… Кричал ему что-то?! Чуть ли не целовал?! «Что все это могло значить? Правильно ли это? Нет ли тут чего-то… А?»
Вокруг Александра Кирилловича образовалось пустое место. Он тогда впервые почувствовал себя неуютно в этой новой, суетливой, бурлящей, неодобрительной толпе. Он взял себя в руки, достал из бумажника — заграничного, с золотыми уголками! — рецепт и, как ни в чем не бывало, вошел в каменный холодок старинного здания… «Аптека Ферейна!» И замешался в человеческой сутолоке…
Он снова, как когда-то… «Заметал следы».
Но все это было… «страусовой политикой!» Его бывший командарм, очевидно, действительно «как следует» напомнил о нем. Но получил не комиссара в округ, а приказ — быстрее покинуть Москву!
