Василий открыл рот, чтобы повиниться, но Февронья Савватеевна остановила его.
— Ты начинай… Работай! — она подтолкнула его к двери. — А мы тут… Сами! Работай, работай…
Шавырин исчез за дверью.
— А вы, оказывается… В нашей местности — весьма влиятельное лицо?! — с недоброй иронией проговорил Александр Кириллович. — То-то я смотрю! То участковый на чай к вам пожалует! То магазинная «дива»… О чем-то с вами на кухне шепчется? А теперь, я вижу… У вас здесь — просто целая «дворня»… Владетельная особа!
— Я вам блокнотик принесла?! — отрезала Февронья Савватеевна. — Принесла! Вот и работайте!
Накинув платок, она хотела было двинуться во двор, но старик остановил ее.
— Вы что… Не поняли меня? — спокойно и строго спросил Корсаков. Так он говорил, когда был очень разгневан. Именно так — спокойно и строго. Его настоящий гнев проявлялся не в раздражении, не в криках, не в недоброй иронии, а именно так.
— А кто ж нам, старикам, поможет? — попыталась оправдаться Февронья Савватеевна. — Как ни простые люди?!
— К коим вы себя, лично, конечно, не причисляете? — спросил Александр Кириллович. — Вы же сами — не «простой человек»?.. Я вас правильно понял?
— Ну… Не знаю, — не смогла сдержаться Февронья Савватеевна. — Я, конечно… Не из каких-нибудь… Там…
— Договаривайте! Договаривайте…
— И договорю! Нечего кичиться! Это не интеллигентно!
Александр Кириллович передернулся, как от нервного тика.
— Если я вас… Интеллигентку! — процедил он еле слышно: Я еще раз… Увижу… С другим таким же… Интеллигентом! — Онищенкой, например?.. За моей спиной решающих, кого из жуликов и хулиганья спасать… Кого казнить… а кого миловать…
Он чуть перевел дыхание и закончил совершенно спокойно… Ровным и неожиданно молодым голосом:
— То я вас! Обоих! С лестницы спущу! Вместе со всей вашей «дворней»!
Он стоял, выпрямившись во весь свой немалый рост. Его большое, неожиданно стройное, худое тело чем-то напоминало сейчас Февронье Савватеевне Петра Первого (если бы тот дожил до глубокой старости!).
Александр Кириллович неожиданно быстрым движением взял палку и, резко повернувшись, двинулся в комнаты.
— Курица! — бросил, как плюнул, он ей через плечо. И захлопнул за собой дверь. Да так, что какая-то пыльная ветошь посыпалась из-за притолоки!
Из сада уже третий час раздавались удары топора, мужичья ругань, что-то глухо шмякалось о землю. Третий час металась над садом всполошенная, будто кладбищенская, воронья стая.
Он фактически был заперт в своем кабинете!
