— Только как бы музей не был закрыт. Сегодня какой день? — спросил Корсаков, уже почти злясь на самого себя.
Лина внимательно, нахмурившись, посмотрела на него. Закрыла глаза, замолчала.
Через минуту она снова посмотрела на него, покачала головой, и он не понял, что означал этот жест.
А Лина открыла сумочку, достала какое-то лекарство, быстро, насильно проглотила его и взглядом попросила сейчас не смотреть на нее.
Они молча вышли на тенистую, стоявшую в высоком сосновом лесу, пустынную платформу. Опершись на его протянутую руку, Лина с едва заметным напряжением, с неожиданной отстраненностью ступила на недавно политые, влажные деревянные доски, и ему стало ощутимо стыдно.
— Здесь… Недалеко! — начал было он, но она остановила его, покачав головой.
— Ну, что вы, милый? Я никуда не пойду. Вытащили меня за город. И на том спасибо.
Он не успел удивиться, запротестовать, как она с мудростью старой армянки попросила его:
— Не портите мне так хорошо начавшийся день. Я просто полежу на травке до обратной электрички. И уже слава богу!
— Лина…
— А вы идите, идите… И не обращайте на меня никакого внимания. У вас же дела? Надо что-то предпринимать. На вас же лица нет…
Она посмотрела на него таким открытым, все понимающим взглядом, что Кирилл на мгновение растерялся.
— Нет, нет! Тогда я тоже обратно… с вами!
Она мягко и настойчиво, как час назад, в Москве, взяла его под руку и повела к выходу с платформы. Кирилл не понимал, почему он не сопротивлялся! Когда она, прощаясь, вдруг незаметно и осторожно поцеловала его в лоб, он понял, что она права и что он сейчас спокойно пойдет через сосновую рощу в глубь поселка, найдет знакомую тропинку, которая выведет его к дому отца, и ни на минуту у него не будет ни волнения, ни стыда, ни тревоги и неудобства…
Когда он обернулся на повороте тропинки, Лины уже не было видно. Нескошенная высокая трава около станции словно поглотила ее.
Кирилл Александрович знал, что сейчас он свернет на тропинку из высокого прохладного леса, и около калитки, опершись рукой на столб, будет стоять Февронья Савватеевна.
Он уже издалека увидел ее длинный, розовый, в мелкий синий цветочек, байковый халат. И так же положена левая полная рука и тот же взгляд…
Он заставил себя прикоснуться губами к ее пухлой щеке, коротко отчитался о себе, об отъезде семьи.
— Ну, как отец? — спросил он, когда они шли по длинной, аккуратно посыпанной песком, дорожке к старому дому.
— Плохо… — она покачала головой, и лицо ее сделалось многозначительным.
