Карьера | страница 11
— Немалая, — Кирилл надел теневые очки.
Парень усмехнулся.
— А ты случайно не из этих… Не из террористов? «Красные бригады»?
— Помолчи!
Кирилл Александрович дал ему на чай рубль, но парень даже не посмотрел на него. Он был весь напряжен. «Как нож!» — подумал Корсаков, когда увидел живой острый кадык на тонкой, плохо выбритой шее.
— До свидания, — сказал он, выходя из машины.
Шофер не ответил.
«Давить таких… надо!» — услышал Кирилл, когда «такси» рвануло с места.
3
Тимошин сидел за ресторанным столиком (в нише за складными деревянными перегородками!), как в президиуме.
— Только учти… У меня нет денег! — предупредил он, когда они обнялись, неловко ткнулись щеками, носами по новой, почти государственной моде. — Ирина считает, что они мне не нужны?!
Тимошин хохотнул, но Кирилл Александрович почувствовал, что ему все-таки неудобно из-за этого обстоятельства. Оно словно напоминало о прежнем, вечно безденежном, голодном Сереге. Поэтому он старался стать солиднее, говорил низким, с хрипотцой, голосом.
— Ну, у тебя и хватка! Вытащить меня — в ресторан?! — Тимошин закатил глаза, раскладывая закуску по тарелкам, угощая, чувствуя себя хозяином, принимавшим гостя. Из-за того, что платить за ужин надо было Кириллу, это показалось ему особенно смешным.
— У капиталистов научился? Молодец! — продолжал умеренно-благодушный Серега, поднимая рюмку. — За встречу! Чтоб все были здоровы… И чтобы войны не было, — скороговоркой произнес он тост, а когда выпили, закрыл глаза и смешно сморщился. Словно прислушивался, как водка проходила по пищеводу.
— Фу! Прелесть… — глуповато и по-детски улыбнулся он и, перегнувшись через стол, сильно и неловко хлопнул Кирилла по плечу.
— Ну? Где тебя еще ждет такая «вечеруха»? Со старым товарищем! С такими маслятами? В каком Лидо? В каком Лиссабоне?!
Он расстегнул воротник рубашки, ослабил галстук — темный к темному, не бросающемуся в глаза, костюму, и, одновременно погрузнев, внутренне ощутимо напрягся. «Мол, можно и к делу. Ну»!
Глядя на его тускло-синеватые глаза, цепкие, ленивые и отдаленные, Кирилл Александрович вспомнил мальчишку-таксиста. Ошибся этот нервно-озлобленный сопляк. Отец Тимошина был не сталинский туз, а обычный железнодорожный рабочий на Вологодчине. И приехал Серега в Москву с золотой медалью и по-волчьи жестким прикусом — здесь и моя часть, часть Москвы, науки, благ, власти. И поступил он в университет без малейшего блата, растолкав начинающих «стиляжить» детей генералов, внуков депутатов и академиков. На нем было так крупно написано — «человек из народа», что вся, еще того, сталинского времени, приемная комиссия воспринимала это как самый большой блат, как самое высшее указание.
