. Но впоследствии эта тема не была подробно развита, возможно, потому, что газеты не хотели излишне нагнетать обстановку и беспокоить ужасными картинами родственников солдат Великой армии.
В противовес жестокости русских снова, как и в 1805 г., газеты старались продемонстрировать милосердие императора французов. Когда соратники предложили Наполеону, перед тем как оставить город, уничтожить оставшиеся в Москве здания, а также все деревни на 20 лье вокруг города, чтобы научить русских воевать по правилам, он, по утверждениям прессы, отказался, поскольку оставшимся жителям надо где-то перезимовать[367]. Мысль об окончательном уничтожении Москвы действительно высказывалась в окружении императора, но была отвергнута не столько по соображениям милосердия, сколько по здравому расчету. Операция по уничтожению деревень вокруг Москвы не дала бы больших преимуществ, но потребовала бы направления крупных сил по разным дорогам. К тому моменту французская кавалерия находилась в плачевном состоянии, что поставило бы ее под постоянную угрозу нападения со стороны русских летучих корпусов. Кроме того, подобные действия были бы явным сигналом для Кутузова, что французы собираются оставить Москву, а Наполеон хотел сохранить свое движение в тайне, насколько это возможно. То, что было необходимо сделать из тактических соображений, как раз было выполнено, солдаты корпуса
Мортье взорвали башни московского кремля и несколько пролетов стен. Необходимость этого объяснялась тем, что на момент выхода Великой армии из Москвы Наполеон не мог точно сказать, где именно его армия остановится на зимние квартиры, поэтому оставлять русским укрепленный пункт, каковым кремль, без сомнения, являлся, было бы ошибкой.
В 1813 г. Наполеон, по утверждениям прессы, помиловал Лейпциг. На заключительном этапе Битвы народов он мог разрушить этот «один из самых прекрасных городов Германии» и тем задержать преследование со стороны союзников по антифранцузской коалиции, но не стал совершать этого варварского поступка[368]. В том числе с помощью такой ремарки газеты пытались придать известиям о Лейпцигском сражении вид привычной уже для читателей победной реляции об очередном успехе императора, поскольку в целом о сражении сообщалось как о победе, хотя после нее войска и были вынуждены отступить.
* * *
Под влиянием изменения международных отношений французская пропаганда нередко меняла свое направление на противоположное. Так в 1802–1803 гг., когда правительство Первого консула пыталось установить более близкие отношения с петербургским кабинетом, продолжая тем самым политику времен последних месяцев правления Павла I, о России писали в гораздо более благоприятном тоне, по сравнению со временем ведения боевых действий против Второй коалиции.
