Гракх Бабёф и заговор «равных» - Мария Юрьевна Чепурина

11 мая 1796 г. французские газеты написали об аресте заговорщиков, злоумышлявших против отечества, и очередном спасении родины и свободы. На первый взгляд, этой новости суждено было затеряться среди остальных и быть быстро забытой. Французам той весной и без нее было что обсудить: с одной стороны, генерал Бонапарт слал победные реляции из Италии, где наносил бесчисленные поражения австрийцам; с другой — полный беспорядок в государственных финансах и растущие на глазах цены на хлеб не оставляли возможности думать о чем-либо, кроме насущных нужд. Тем более, заговоров за семь лет революции граждане самой свободной в Европе страны перевидали полным-полно: как правило, карьеры всех ярких политиков в эту эпоху заканчивались казнью по обвинению в организации свободоубийственного комплота; новых же вождей, пришедших на место разоблаченным, вскоре ждала та же участь.

Впрочем, вскоре стало ясно, что на этот раз идет речь не об очередном этапе борьбы за власть, прикрытом обычной формулировкой, а о самом настоящем заговоре, притом весьма разветвленном и разумно организованном. Из сразу публиковавшихся бумаг арестованных следовало, что они намеревались перебить всех должностных лиц, иностранцев и просто добропорядочных граждан, которые пытались бы оказать им сопротивление. Целями заговорщиков, если верить официальной прессе, были массовая резня, разграбление складов и лавок, перекрытие всех источников процветания и водворение царства кровавого хаоса. Организатором предприятия оказался скандально известный публицист Бабёф, именовавший себя Гракхом: он уже несколько раз побывал в тюрьме и в течение последних месяцев тоже скрывался от полиции. Выяснилось, что этот Бабёф и его товарищи уже разработали тщательный план силового захвата власти, наметили пункты в столице, которыми следует овладеть в первую очередь, подобрали военное командование, изготовили плакаты, с которыми их сторонники должны были выйти на улицу, и даже заранее поделили между собой министерские портфели. На возможный вопрос потрясенного французского обывателя «Да кто это такие?» газетчики наперебой предлагали распространенные политические клише той эпохи. «Роялисты», — говорили одни. «Орлеанисты», — уточняли другие. «Якобинцы», — не сомневались третьи. «Анархисты», — отвечали четвертые, прибегая к термину, который во время Французской революции мог означать вообще кого угодно, главное — в негативном смысле.