под парусами и на канатах своих кораблей»
[314]. Две недели спустя газета уточняла, что «часть экипажей русского флота составлена из крестьян, которые не имеют никакого представления о морском деле, и из многочисленных офицеров, предающихся излишествам, которые сопровождаются почти непрерывным пьянством»
[315]. Отметим, что именно в злоупотреблении спиртными напитками, как в «традиционном» пороке, присущем русским, будут обвинять парижские журналисты и фельдмаршала Суворова
[316].
Журналисты конкурировали между собой за количество курьезных подробностей, которые могли бы позабавить читателя, активно используя визуальные образы для создания общего принижающего впечатления от противника: «Тешен, 12 мессидора. Полки, которые его (русский корпус. – Авт.) составляют, представляются очень хорошо вооруженными и сносно совершают строевую подготовку. Но когда встречаешь солдат по одному, то трудно удержаться от того, чтобы посмеяться над пестротой деталей зеленого сукна и его различными оттенками, которыми окаймлены их дырявые одежды. У одних гренадеров шапки выполнены в виде сахарной головы, а у других – в форме папской тиары, а сапоги кавалеристов такой длины, что они, образно говоря, избавляют офицеров от необходимости носить брюки. Все русские солдаты обязаны, даже в путешествии, завиваться и пудриться каждый день.»[317] После продолжительного и наполненного боевыми столкновениями похода внешний вид любой армии того времени был весьма неряшлив, но об этом французские журналисты предпочитали не напоминать читателю.
На протяжении нескольких месяцев 1798–1799 гг. в обществе сохранялся некоторый страх перед возможным вторжением войск коалиции во Францию. Но этот страх вовсе не имел характера коллективной фобии, напротив, значительное число представителей элит как справа, так и слева видели в таком повороте дел шанс Франции на выход из долгого кризиса. Роялисты запада и юго-запада вновь взяли в руки оружие. По воспоминаниям Стендаля, рафинированные аристократы Гренобля при встрече друг с другом восклицали «O Rus, quando te aspiciam?», а в Совете пятисот в Париже звучали проклятья с трибуны в адрес жителей Марселя, которые якобы изучают русский язык, чтобы легче изъясняться со своими «освободителями»[318]. Оппозиционные Директории публицисты с издевкой и подражая стихам Вольтера рассуждали о скором конце этого коррумпированного политического режима, предрекая скорый приход русских
