Термины и эпитеты, которые использовали газеты по отношению к императрице, были очень умеренными и осторожными почти до конца 1792 г.: чаще всего ее именовали «императрица» или «государыня», но мало-помалу эти слова заменялись именем безо всяких титулов «Екатерина». А позднее, в 1793–1794 гг., к ее имени добавляли унизительные и оскорбительные прозвища в стиле произведений С. Марешаля.
Тем не менее в 1789–1791 гг. некоторые публицисты и дипломаты еще видели в ней сторонницу Просвещения и передовых идей своего времени[527]. Gazette de France изображала Екатерину покровительницей науки: «Опыты, которые ставят в Сибири и Ливонии, следуя инструкциям г-на Верса из Ганновера, с целью создания бумаги с растительными [компонентами] достигли большого успеха. Этот новый род промышленности обещает немалые выгоды особенно в Сибири, где в большом количестве находят растения, пригодные для такого производства. Ее величество в желании отблагодарить Верса направила ему золотую медаль через графа Ангальта»[528]. Сообщалось и о новых законодательных мерах относительно снабжения населения продовольствием и упорядочения торговли вином, пивом и водкой[529].
Активно поддерживая французских эмигрантов, императрица стала все чаще привлекать к себе внимание прессы. Франкфуртский корреспондент Moniteur полагал: «Чем более размышляют, тем более склоняются к мысли о том, что покровительство, оказываемое императрицей России французским эмигрантам, не серьезно. Россия слишком удалена от этого королевства, чтобы на самом деле допустить необоснованное предположение, будто она подготовит и направит армейский корпус с целью поддержать дело эмигрантов» [530].
С конца 1791 г. вопрос о степени участия российского двора в коалиции против Франции стал определяющим для политического портрета Екатерины II: «Великая государыня, виднейшая женщина своего века, не должна мешать течению событий, делающих честь этому веку более, нежели правления великих королей»[531], тогда же, комментируя слухи о предстоящем присоединении Екатерины к Пильницкой декларации[532], французский поверенный в делах Э. Жене уверял: «Я не могу поверить, чтобы соперница Монтескье и Беккариа вступила в эту Лигу Деспотизма против Свободы»[533]. Жене, как и все французские дипломаты в миссии, играл важную роль и в деле обеспечения Парижа информацией о политике кабинета Екатерины II, что ясно видно из инструкций, полученных им от министра иностранных дел
