. Но если нечувствительность русских к несчастьям, лишениям и тяжкому труду некоторыми публицистами оценивались положительно, то, по мысли Шерера, такие естественные факторы, как суровость климата и грубость почв, сильно задерживали развитие нравов в России. То была весьма распространенная точка зрения. Типичный представитель литературных «низов» конца XVIII в. памфлетист Ж.-П. Марат по той же причине критически оценивал состояние ресурсов России: «Несколько пушных предприятий, строевой лес, медь и селитра – вот единственные отрасли ее торговли, между тем как она лишена некоторых продуктов первой необходимости. В течение семи месяцев земля там почти везде покрыта снегом, льдом, инеем, и даже когда она не скована морозом, она не украшается ни весенними цветами, ни осенними плодами»
[448]. Не удивительно, что во французской прессе на протяжении революционных лет, когда все торговые отношения между странами были прекращены, Россия приняла очертания страны с истощенными природными ресурсами, чье население грозит выплеснуться на плодородные европейские земли. Таким образом, стереотип о суровом климате и экзотической природе страны оказался тесно связан с доминировавшей во Франции политической идеологией и внешнеполитической пропагандой.
Европейскому читателю были доступны и более точные описания российского климата. В конце XVIII – начале XIX в. труды по географии, в большом количестве выходившие, например, в германских государствах, весьма правдиво, опираясь на многолетние наблюдения, описывали здешнюю погоду. Из них читатель мог узнать, в какие числа обычно выпадает первый снег, когда, как правило, устанавливается снежный покров на земле и ледяной на реках и когда снег сходит, а температуры становятся положительными[449]. Но подобные сочинения не были популярным чтением ввиду большого количества статистических данных, часто к тому же представленных в виде таблиц.
В литературно-исторических сочинениях авторы часто описывали российский климат и природные условия сходным образом с климатом других северных стран и регионов, таких как Швеция или Польша. Хотя на территории России особо выделялся такой «полюс холода», как Сибирь, границы этого региона определялись авторами весьма произвольно.
Революционное десятилетие и последовавшие годы наполеоновских войн способствовали рождению нового информационного рынка и серьезных изменений в средствах коммуникации, а следовательно, и интерес журналистов к климату и природе Российской империи подвергался переменам, становился более пристальным, но полностью привязанным к военной и политической конъюнктуре.
