. С глубокой болью Г.С. Кучеренко говорил о склонности Р. Кобба к спиртным напиткам, отмечая, что тот еще в 1960-х гг. каждое утро приходил в архив после нескольких рюмок кальвадоса. «А это такая зараза, которая ни к чему хорошему не приведет»
[753], – грустно заключал Г.С. Кучеренко.
С особым почтением и теплотой Г.С. Кучеренко отзывался о Ж. Годшо, с которым в 1970-1980-х гг. встречался в разных странах во время международных коллоквиумов. Он часто со всеми подробностями рассказывал мне о своих беседах с этим выдающимся французским историком, о том, каким тот был внимательным и доброжелательным человеком. Высоко ценя научные заслуги Ж. Годшо, Г.С. Кучеренко ни разу не упомянул о его теории «атлантической» революции, избегая какой бы то ни было критики в его адрес. В этом проявлялась одна из характерных черт Г.С. Кучеренко: по возможности избегать критики как советских, так и зарубежных исследователей, тем более столь заслуженных. Вместо этого он повторял: «За что я ценю Годшо – это за ясность языка». Узнав, что в одной из статей я собрался оспорить какое-то из заключений Ж. Годшо относительно Директории, Г.С. Кучеренко по-отечески посоветовал: «Это надо делать осторожно, Жак остается Жаком».
В разговорах с Г.С. Кучеренко мы не обходили стороной и ожесточенные споры в современной нам историографии Французской революции. Несомненно, он был значительно более восприимчив, чем его старшие коллеги, к выдвинутым западными исследователями новым подходам в изучении революционной эпохи. Г.С. Кучеренко был далек от присущего некоторым предшественникам революционного романтизма и уже в 1983–1984 гг. проявлял гораздо более спокойное, чем они, и в то же время вполне сдержанное отношение к отклонениям от марксистской интерпретации истории Французской революции. К примеру, он не участвовал в ожесточенной критике рядом советских франковедов концепции Французской революции Ф. Фюре. Не разделяя его взглядов, Г.С. Кучеренко, тем не менее, находил и рациональное зерно в его критике трактовки Революции историками-марксистами. Ф. Фюре упрекал их за недооценку развития капиталистических отношений во Франции при Старом порядке и утверждения, что до Революции во французской экономике господствовал феодализм, а после нее наступило торжество капитализма. Такая упрощенная интерпретация истории революционной эпохи долгое время полновластно господствовала в советской историографии и была, на самом деле, достойна осуждения, ибо за одно только десятилетие Революция не смогла бы в корне изменить социально-экономический облик страны и одержать полную победу над Старым порядком. Об этом во второй половине 1980-х гг. не раз писал и А.В. Адо, подчеркивая, что победа Революции «подразумевает наличие достаточно развитых и зрелых альтернативных структур»
