Рядом с самоваром стоял большой фаянсовый чайник, в котором, как потом оказалось, был заварен самый настоящий чай. Боря, как, впрочем, и его товарищи по хору, уже давно не видел такого чая и в глаза. Еще при жизни бабуси пришлось перейти с чая на сушеную морковь, ячменный, желудевый кофе и другие суррогаты. У Стасевичей чая тоже не было, пили молоко.
Кроме того, в разных местах стола дымилось несколько больших чугунов с гречневой кашей, а на деревянных блюдах лежали крупные ломти мягкого, видно недавно испеченного, ржаного хлеба. Посередине стола, в большой деревянной чашке, лежала горка наломанного крупными кусками сотового меда.
Почти для всех такой ужин был предметом давно невиданной роскоши, и приехавшие хористы, усевшись за стол, поглощали все подаваемое с завидным аппетитом. Не отставал от других и Алёшкин, хотя эта еда для него не была диковинкой. У Стасевичей ужины были не хуже, но он основательно проголодался, а кроме того, он находился в таком счастливом времени, когда был способен есть все что угодно, сколько угодно и в любое время, лишь было бы что есть.
Когда все расселись за стол, то неизвестно откуда взявшиеся монахи – молодые ребята (после Боря узнал, что они называются послушниками) стали раскладывать в небольшие глиняные плошки гречневую кашу, сдабривать ее конопляным маслом, ставить их перед каждым певчим и раскладывать перед каждым большой кусок хлеба. Пока ели кашу, эти же послушники разливали по большим жестяным кружкам чай, расставляли их и накладывали на кусок хлеба сотовый мёд.
Приглядываясь к сытым, румяным парням, затянутым широкими кушаками так, что надетые на них черные рясы плотно облегали их тонкие фигуры, ловко двигавшимися по залу, Боря даже позавидовал им. Почти у всех послушников из-под надетых на голову маленьких черных шапочек выбивались пряди длинных волос.
Однако, когда Борис увидел некоторых из послушников, занятых на дворе, увидел, по сколько им приходится колоть и пилить дров, разгребать снега и выгребать навоза, от его зависти не осталось и следа.
После ужина певчие улеглись спать на сенной постели и, как им показалось, не успели закрыть глаза, как уже были разбужены, чтобы идти петь к заутрене. Нельзя сказать, чтобы вставание прошло для всех гладко, кое-кому задержавшемуся с подъемом пришлось отведать довольно ощутимые удары регентского смычка, который, как заметил Борис, регенту больше и служил для того, чтобы ударом по голове фальшивившего певчего приводить его «в сознание». Боря был в числе тех, которые любят понежиться перед вставанием, и ему пришлось отведать вкус регентского смычка. После приема этого «лекарства» все мальчишки зашевелились быстрее, и скоро хор в полном составе уже занимал оба клироса монастырской церкви.
