Среди людей, которые окружали его до сих пор, о работниках ЧК ходили самые невероятные рассказы, но, вообще-то, все сходились на том, что это люди суровые, бессердечные и что от них нужно всегда держаться как можно дальше. А этот «чекист» выглядел добрым, приветливым человеком и не только разрешил передать дяде еду, но и позволил даже увидеться с ним.
Мальчишка набрался то ли смелости, то ли нахальства, но не побежал сразу в калитку, а, показывая рукой на Диму, сказал:
– А вот у него отца тоже вчера взяли, наверно, он тоже в пятнадцатой, их фамилии Стакановы. Можно ему со мной пойти, он тоже еду принес.
– Ну, брат, и шустрый ты паренек, прямо адвокат. Ладно уж, посмотри, Емельянов, где там Стаканов.
– Стаканов тоже в пятнадцатой, товарищ Казаков.
– Угадал, значит. Ну хорошо уж, бегите оба, несите свою передачу, да быстрее возвращайтесь, пока я здесь с народом говорю, а то потом еще и не выпустят вас, сами в тюрьме останетесь… Кстати, что вы там несете-то? Емельянов, посмотри-ка их узелки!
Пока Емельянов осматривал содержимое Бориных и Диминых узелков, к Казакову подошла Димина мать.
– А мне нельзя вместе с сыном к мужу пройти? – спросила она робко.
– Нет, нельзя! – посуровев, ответил Казаков. – Я и их-то пустил в нарушение правил… Кто следующий? – И он занялся разбором просьбы какой-то сморщенной старушки, хлопотавшей о свидании с сыном.
Боря и Дима, не дослушав, о чем идет речь, хотя обоих и разбирало любопытство, торопливо шмыгнули в калитку. Завязывая потрепанные узелки, помчались по огороженному высокой кирпичной стеной двору к видневшемуся низенькому белому зданию, стоявшему в стороне от основного корпуса тюрьмы. К этому домику, как и к главному трехэтажному тюремному зданию, вела хорошо вычищенная и выметенная дорожка. Остальная часть тюремного двора была покрыта снежными сугробами.
Дом, к которому подошли мальчишки, был самым обыкновенным одноэтажным кирпичным домом, и если бы он не стоял в тюремном дворе да если бы на его высоких окнах не было наскоро сделанной решётки из колючей проволоки, то он ничем бы не отличался от большинства кинешемских жилых домов. На крыльце стоял солдат в натянутой на уши папахе, длинной шубе с высоким воротником и выглядывавших из-под нее серых валенках. Он казался очень большим и неповоротливым. Никакого оружия при нем не было, по крайней мере, так показалось Боре.
– Вы куда, сорванцы? – раздался откуда-то из воротника его негромкий хриплый голос, когда ребята попытались прошмыгнуть мимо него в дом.
