Так в эту ночь снова решалась судьба этого еще по существу еще совсем юного человечка; в ней происходил новый поворот. И странно то, что решали ее два самых близких ему человека, причем далеко не в соответствии с теми предположениями, которые высказывались темниковскими Бориными знакомыми и воспитателями.
Все темниковцы, пользуясь такими «достоверными» источниками, как Елена Болеславовна, считали, что если Анна Николаевна и не выгонит Бориса немедленно, то уж, конечно, потребует от мужа, чтобы он его как можно скорее куда-нибудь спровадил. И что Дмитрий Болеславович будет этому сопротивляться и настаивать на том, чтобы оставить мальчика у себя. Как видим, все происходило наоборот.
Анна Николаевна вернулась с дежурства рано утром, когда дети еще спали: Костя в спальне, а Боря в своем уголке за этажеркой.
Дмитрий Болеславович уже встал и, нервничая в ожидании «тяжелого и неприятного» разговора, ходил крупными шагами по столовой, то и дело беспокойно поглядывая на кухонную дверь, из которой вот-вот должна была появиться его жена. И лишь только Анна Николаевна переступила порог столовой, Дмитрий Болеславович бросился к ней со словами;
– Поверь, Нюта, я об этом ничего не знал! Это все случилось для меня совершенно неожиданно. Стасевичи мне давно ничего не писали, и я думал, что Боря так и будет жить у них, пока не отыщется его отец. Но раз уж так случилось, то я его определю в приют – детдом. Я сам был позавчера в одном из них «им. Клары Цеткин», он недалеко от нас в доме Фокиных, вполне благоустроен. Я сегодня же выясню порядок оформления и не позже чем завтра отвезу Бориса туда, если, конечно, оформление не займет больше времени, – говорил он торопливо и сбивчиво, стараясь заглянуть в глаза жене и ожидая обычного гневного окрика, который последнее время почти всегда сопутствовал их «неприятным» разговорам.
Анна Николаевна, снимая на ходу косынку и фартук сестры милосердия, прошла в свою спальню, не отвечая мужу ни слова.
– Понимаешь, Анюта, ведь нельзя же его сейчас выгнать на улицу! – взволнованно продолжал Дмитрий Болеславович.
– А кто тебе говорит об этом? – спокойно спросила Анна Николаевна, – делай, как хочешь, а сейчас не мешай мне раздеваться. Я хочу спать, я очень устала после дежурства. Да своими разговорами мы и ребят раньше времени поднимем… – нарочито равнодушно заметила Анна Николаевна, подумав при этом: «Что же, пусть Митя хлопочет о приюте… Если мальчик окажется не таким, каким он показался мне в первый день, мы его туда отдадим. Главное, что инициатива о приюте для Митиного племянника исходит не от меня…» Вслух же она сказала:
