Показывая эту справку Анне Николаевне, Борис невольно вспомнил школу, своих друзей, и ему стало немного грустно.
«Может быть, и учиться-то дальше не придется, если и оставят здесь, так работы будет столько, что не до учения будет, а если отдадут в детдом, там, рассказывают, ребят день и ночь работать заставляют», – думал бедный парнишка.
Но мы можем забежать вперед и сказать, что его мрачные мысли не подтвердились: он и учился, и товарищей себе нашел не хуже темниковских. Одним словом, жизнь его сложилась совсем не так уж плохо, как представлял ее себе он и как, видимо, в глубине души представляли ее те, кто остался в Темникове. Но продолжим наш рассказ.
Вскоре проснулся и Костя. Он еще из постели закричал: «Настька, иди сюда!» Та, бросив пить чай, помчалась на этот властный крик, вслед за нею ушла и Анна Николаевна. Несколько времени из спальни доносился крик и плач Кости, летели на пол какие-то предметы, слышался голос Насти, пытавшейся угомонить раскапризничавшегося мальчика, а затем и сердитый голос самой Анны Николаевны, положившей конец капризам сына.
Боре очень хотелось пройти в комнаты, посмотреть на крикуна, самому попробовать его успокоить, поиграть с ним, но войти туда без позволения он не решился и продолжал сидеть на табуретке в кухне, поглядывая в окно. Прошло около получаса, пока в кухню вернулась хозяйка и, посмотрев на уныло сидевшего мальчика, сказала:
– Ну что же, Борис, пойди познакомься с Костей, ведь он все-таки твой близкий родственник…
Боря пошел в комнаты, для этого ему пришлось пересечь неширокий коридор, из которого почти прямо против кухонной стеклянная дверь вела в столовую, за которой находилась спальня, на пороге ее дверей Боря увидел Костю, тот, в свою очередь, тоже заметил гостя, и, как всегда бывает, при встрече впервые увидавшихся детей оба немного растерялись и, остановившись на полдороге, внимательно разглядывали друг друга.
Первым опомнился Борис, он был старше и поэтому первым справился со смущением и подошел к Косте. Все это время он продолжал разглядывать мальчика, Косте было пять лет, его губы капризно изогнуты, на щечках виднелись следы непросохших слез, а большие темные глаза смотрели недоверчиво и немного враждебно. Одет он был в бархатную коричневую курточку, воротник которой завязан черным шелковым бантом. Короткие вельветовые штанишки, теплые чулки и красивые кожаные туфельки довершали его костюм.
Подойдя к мальчику, Борис нагнулся, обнял его за шею, поцеловал и сказал:
