— У меня к тебе претензий нет, — сказал Тойво. — Просто работа у тебя такая. Я не считаю ее полезной, даже больше — я считаю ее вредной.
Весь диалог велся спокойным тоном, будто два случайных посетителя пивного заведения коротают время за обсуждением сортов выпивки.
— Вы убивали людей?
— Все, кто воевал, убивали людей.
— Что вы делали после убийства Исотало?
— Когда я убил Исотало?
— Отвечайте на мой вопрос.
— Попал в тюрьму.
Юсси, никак не проявляя себя, что-то долго писал в своих бумагах.
— Когда вы оказались в тюрьме? — наконец, спросил он.
— 6 ноября 1934 года, — пожал плечами Тойво. Цепи на нем позвякали усталым глухим звоном.
Юсси опять что-то долго писал.
— Вам бы надо сотрудничать со следствием, — оторвавшись от бумаги, произнес он.
— Надо бы, — согласился Антикайнен. — Но как-то не хочется.
Они посмотрели на небо через маленькое зарешеченное окошко под самым потолком. Оно было синим.
— Вам может быть зачтено сотрудничество для смягчения приговора, — объяснил Юсси.
— Понимаю, — ответил Тойво. — За государственную измену самое смягчение — если матрас подложат, когда тело упадет.
— Какое тело? — не понял тот.
— Расстрелянное, — неожиданно громко сказал заключенный, отчего его собеседник вздрогнул, едва не подпрыгнув на своем месте.
— Думаю, на сегодня достаточно, — следователь собрал свои бумаги в стопку и посмотрел на сидевшего перед ним заключенного. — Жалобы, пожелания есть?
— Есть просьба. Пусть мне принесут книги из тюремной библиотеки. Только хочу предупредить, чтобы «Капитал» Маркса, либо собрание сочинений Ленина не тащили.
— Хм, — сказал Юсси. — А больше ничего в этой тюрьме и нет. Только Маркс, Энгельс и Ленин. Еще Троцкий.
С тем и разошлись. Правда, книгу ему принесли, не успел еще ужин закончиться. Это был «Айвенго» сэра Вальтера Скотта.
Обычная для Советской России практика ночных допросов здесь пока не применялась. Но это ненадолго: карательные органы везде действуют по одному шаблону.
Что-то беспокоило Тойво после разговора со следователем. Нет, не то, что тот, собрав весь свой потенциал, копытом землю роет, копая под него, несчастного — пусть копает, ему за это деньги платят. Что-то другое, что мимолетом прошло, но могло оказаться важным.
Антикайнен пытался вспомнить все свое общение, слово за словом. «Сотрудничество, государственная измена, библиотека, тюрьма, Исотало», — мысленно перечислял он отложившиеся в памяти моменты. Ничего подозрительного.
Антти Исотало — пузатый фельдфебель, попавшийся Тойво возле промерзшего Ладожского берега вместе с прочей финской диверсионной командой. Но был еще один Исотало, младший брат этого. Что-то нехорошее было связано именно с ним. Антикайнен был в конфликте как раз с младшим братом на станции Рийхимяки, но к чему все свелось — хоть убей, не вспомнить. Ну, тогда у него было не все в порядке с пониманием действительности — оттого и ушел в лес от людей, чтобы прийти в себя. Этот младший Исотало как-то давно порезал в Хельсинки бегуна Пааво Нурми. Бесцельно, просто из хулиганских побуждений.
