- Что вам нужно? - раздался, вдруг, голос с сеней. Говорили на карельском языке.
Посетители Комбеда повернулись на голос и увидели вполне прилично одетого человека, высокого, в пиджаке и картузе.
- Ничего, - подбирая слова, ответил Тойво, замешкался и больше ничего подобрать не сумел.
- Нам бабка нужна, - тоже, пытаясь говорить на местном языке, промямлил эстонец.
- Финны, что ли? - спросил человек.
- Ага, - они охотно закивали головами в ответ. - Красные финны.
- Этот Председатель ничем не поможет, - махнул рукой в сторону тела на топчане незнакомец. - Я Павел Николаев, живу по соседству от этого вертепа. Он с Сум, ссыльный, хохол. Был беднейшим, теперь — вон, пьянейший. Какой день уже.
Его речь была вполне понятна и финну, и эстонцу.
- Зачем вам бабка? - спросил Павел.
- Болеем мы, - сказал Тынис.
- Головами болеем, - добавил Тойво.
Самим говорить было сложнее, но Николаев тоже понимал все их лингвистические потуги. Дополняя друг друга, они поведали, что пришли с Петрозаводска, где работают при правительстве, что оба страдают бессонницами или кошмарами, головы болят, а жить дальше хочется. Врачи только руками разводят. Водицы с озера хотят испить, да какое-нибудь снадобье для лечения принять. Вот такие дела, дорогой товарищ Павел Николаев.
- Ну, ладно, - согласился он. - Посоветую к одной дамочке обратиться. Вроде бы бабкой должна быть, но чертовски интересная особа. Не стара еще и очень ничего себе.
Он вздохнул и махнул рукой: пошли, мол, отведу куда надо. А по дороге рассказал, что жить-то сейчас можно, вот только много народу, который мешает этой жизни.
- Партейные, евреи-агитаторы, проверяющие и надзирающие — как насядут, так и продохнуть нельзя, - сказал Павел. - Делай так, а так не делай, бойся контрреволюции и тому подобное.
- Не переживай, - криво усмехнулся Антикайнен. - То ли еще будет!
Ну да, правнуки Николаева из Панисельги в полной мере смогут оценить «партейных, евреев-агитаторов, проверяющих и надзирающих» новой формации. Где государство — там и они, чем больше государство кричит о своем величии и избранности, тем они злее. Вот уж когда, действительно, продохнуть не дают.
Павел рассказал, что рано овдовел, что сын родился, а жена в родах умерла. При этом, истекая кровью, еще успела сказать, чтобы из-под пола картошку убрали, а то от крови подпортится. Сын уже взрослый, Гражданскую войну прошел, в деревню Тулоксу ушел жить, где женился на такой же сироте, как и он сам.
