Антикайнен оглядел его критическим взглядом: да и сейчас он совсем не старик, огромный, как медведь, мастер греко-римской борьбы.
- Шел я домой с тренировки, а темно вокруг и пустынно. Забор какой-то тянется, я отчего-то устал, как собака, а забор этот все не кончается. Чертыхнулся, дьявола вспомнил, луна вышла. Гляжу, а вот и он собственной персоной: над бесконечным забором голова рогатая и огромная. Дышит тяжело — сейчас набросится и в пекло утащит, - тем временем продолжал Кумпу.
- За что? - поинтересовался Тойво.
Оскари распахнул простыню и склонил голову, словно что-то разглядывая.
- Ну, не знаю, - вздохнул он и поежился. - Хотелось бы верить, за волосы на голове, или за руку. Не должен дьявол глумиться над первым встречным.
- Нет, - поперхнулся пивом из кружки Антикайнен. - Я не имел ввиду: за какое место? Я имел ввиду: почему, по какой-такой причине?
- А, - спокойно сказал Оскари. - Вот ты о чем. Кто же этого дьявола разберет, зачем он честных пацанов в ад утаскивает? Все ж мы не без греха. В день рождения становимся грешными (syntymapaiva — день рождения, synti — грех, по-фински, здесь и далее примечания автора).
Из парилки вышли голые девицы, и вместе с ними голые красные финны. Курсанты интернациональной школы командиров были действительно красные, не только в душе и по государственным мотивам.
- Эх, снега нету, - вздохнул один из них. - Сейчас бы в сугроб броситься!
- Так сходи на улицу, - предложил ему Тойво. - Там этого добра еще достаточно.
- Там не снег, там грязь с собачьими выписками, - назидательно ответил тот.
- Прописками, - проговорил Кумпу. - Пошли и мы, что ли, погреемся.
Они отправились в парную и усердно побили друг друга березовыми вениками, разгоняя густые клубы пара, выдаваемые каменкой. Призрак Кронштадта стал отступать. Где-то за дверью повизгивали девушки, звенели стаканы и нестройные мужские голоса невнятно говорили тосты.
Баня душу лечит. И тело тоже лечит. Баня все лечит.
Когда они присоединились к товарищам за столом, чувство того, что они излечились наличествовало у всех. Настроение от этого, конечно, стремительно повышалось. Образовалось некое сообщество, банное сообщество, где все банщики — братья, где все банщицы — сестры. Правда, братья не были братьями сестрам, а те, в свою очередь, как бы не были сестрами братьям. И по именам друг друга почти не называли, потому что, как следует разгорячившись, позабывали их нахрен. Как же хорошо в бане!
