— Чтобы завтра же пуукко был у моего сына, — наконец, закончив истязание, сказал Авойнюс.
Тойво кое-как поднялся со скамьи, но разогнуться не мог. Слезы текли по его щекам, и он чувствовал их соленый вкус у себя во рту. Те места, по которым погуляла нагайка, болели при каждом движении.
Полицай снова ухватился за шкирку его одежды и бесцеремонно потащил из учительской прямо в класс, в котором учился его сын. Рейно, к его счастью, опять отсутствовал. На этот раз Антикайнен перетерпел всю боль и ни разу не вскрикнул, только несколько раз всхлипнул, как обиженный ребенок.
— Я знаю, что у вас тут происходит, — сказал притихшим ребятам Авойнюс. — У вас бунт и заговор. Но наша полиция не дремлет, она всегда на страже. Мы прекратим эти вольности в зародыше. Посмотрите на него!
Он тряхнул за воротник Тойво.
— Ему одна дорога — на каторгу. Потому что вор и бунтовщик. Не берите с него пример.
Тут с Антикайненом что-то случилось, он резко дернулся, освобождаясь от полицейского захвата, и пошел к двери, но на пороге остановился. Глаза его горели бешенством, когда он повернулся к классу.
— Если сын Крокодил, кто у него отец?
— Крокодил, — ему ответило сразу же несколько голосов.
— Добавлю: а еще он заплечных дел мастер.
— Фью-ю-ю! — изобразил свист нагайки кто-то из ребят.
— Фью-ю-ю! — тотчас же поддержали этот свист другие парни.
Тойво ушел, а побагровевший Авойнюс некоторое время пытался углядеть, кто же это свистит? Но свистели все.
Больше в школу Рейно не вернулся. То ли его определили в какую-нибудь специальную закрытую школу для детей полицейских, то ли отправили доучиваться к тетке или дядьке в Тампере. В общем, вопрос о puukko закрылся сам собой. Замечательный нож остался с Тойво на всю его жизнь.
Антикайнен проболел почти неделю, но снискал себе авторитет среди всех своих школьных товарищей. Выступив открыто против полицейских «заплечных дел мастеров», он обратил на себя внимание некоторых старших «активистов», как их иногда называли. Такое внимание без последствий не обходится. Тойво не оказался в этом деле исключением.
Дома к его истязанию отнеслись с пониманием и сочувствием. «Убью собаку!» — сказал отец. «Уймись, у нас дети, а полицаям все можно», — пыталась урезонить его мать. «Ничего, будет удобный случай — я ему зубы-то прорежу», — обнадежил всех старший брат Вилле. — «Прольет Авойнюс еще свои крокодиловы слезки». Однако свою выигрышную копейку у Тойво он забрал.
