— Погоди, — сказал усатый. — Что украл? Газеты?
— Такой все может украсть, тюрьма по нему плачет.
— Почему без сопроводителей? Кто его доставил?
— Так Авойнюс, наверно, — пожал плечами полицай и попытался уйти прочь.
— А где этот Авойнюс?
— Домой ушел.
— Ясно, а с ним что делать? — усатый словно бы удивился.
— Расстрелять, — крикнул от своего стола человек в штатском и захихикал. — Революционер. Распространитель листовок.
Тойво не выдержал и заплакал, стараясь делать это бесшумно, но судорожные всхлипывания вырывались наружу, как бы он не сдерживался.
— Иди домой, мальчик, — сказал усатый. — И помни: воровать нехорошо.
— И листовки раздавать — тоже нехорошо, — опять подал голос человек из-за стола.
Полицай, обозвавший Тойво воришкой, выхватил у него из рук кипу газет, а самого толкнул к двери.
— Пошел отсюда! Еще раз попадешься — в цугундер определим.
Антикайнен оказался на улице и, словно бы, другими глазами увидел этот мир. Мир был осенним и донельзя серым, но обретенная свобода преображала хмурые сумерки в сияющие совершенство. Совершенны были лужи, взбитые в пенную грязь проезжающими двуколками, совершенны были камни мостовой, стершиеся миллионом ног, по ним прошедшим, совершенно было низкое рваное небо, готовое разразиться нудным мелким дождем. Все было совершенно, только люди оставались убоги.
Тойво вспомнил имя полицая, порвавшего ему ухо, и оно показалось ему знакомым. Он побрел по направлению к дому, размышляя, как же теперь выйти из ситуации с конфискованными газетами? Ничего другого не придумал, как рассказать редактору всю правду. Пусть что хочет, то и делает. Накажет его за растрату, либо подкрадется к околотку и взорвет его адской машинкой.
— Да это же отец нашего Рейно! — внезапно осененный, вскрикнул он вслух и добавил про себя: «Точно, Авойнюс — папаша Рейно. Заплечных дел мастер».
Тойво не хотел рассказывать родителям о произошедшем, но это произошло как-то само по себе. Мама, конечно, расстроилась, а отец побледнел и ничего не сказал. Только старший брат хмыкнул, мол, легко отделался. Полицаи, говорят, могут и забить человека до смерти — и ничего им за это не будет. Суд всегда на их стороне.
Редактор не применил к Тойво никаких наказаний и штрафов, перепугался только очень и бросился проверять: не было ли в газете чего-нибудь запрещенного? Читал, перечитывал, совсем забыв о стоящем перед ним Антикайненом, а потом махнул рукой:
— Эти гады во всем могут нарушение закона усмотреть, в каждой строчке, в каждой запятой. Ну, да ладно, живы будем — не помрем.
