Про родителя Рейно ходили во взрослых кругах нехорошие разговоры. Тойво, будучи на промысле, то есть, распространяя газеты, как-то столкнулся с ним нос к носу. Уж, по какому обстоятельству господин полицейский решил снизойти до общения с малолетним газетчиком, было непонятно. Скорее, по обстоятельству места.
Пузатый дядька весь в аксельбантах и при фуражке в длинном коридоре общественной прачечной прижимал за грудь волосатой рукой к стене молодую испуганную девушку, а другой рукой рылся в ее плетеной корзине, которую та отчаянно прижимала к своему бедру. Тойво влетел с улицы в коридор, чтобы снабдить своей желтой прессой кое-кого из прачек, постоянно берущих у него газеты то ли для растопки, то ли для санитарно-гигиенических целей, а то ли для чтения.
Он не успел ничего сказать, как полицай обернулся к нему, не переставая в то же время держать грудь девушки. Пальцы его, толстые и короткие, тоже проросшие бурыми волосами, шевелились на высоких и пышных девичьих округлостях, как жирные белесые черви, а лицо его, вдруг, исказила злобная гримаса.
— Кто таков? Воровать пришел?
Тойво ничего не мог ответить, у него не получалось оторвать взгляд от груди прачки, на которой лениво и безостановочно шевелились жирные опарыши. Да и вообще, что отвечать? Обвинение в воровстве для финнов, как и карелов, как и прочих эстонцев, было оскорбительным. Раньше ворам туго перевязывали бечевой руку возле плеча и не позволяли расслаблять ее очень продолжительное время. Когда же, наконец, веревку снимали, то возобновление кровообращения в конечности вызывало дикую боль. Порой вор помирал, порой терял руку, порой отделывался испугом на всю свою жизнь.
Полицай резко одернул руку, отчего несчастная девушка даже выронила свою корзину, и ловко ухватился толстыми пальцами за ухо впавшего в ступор Тойво. Парень тотчас же из своего замешательства вышел, но было уже поздно. Пришлось встать на цыпочки, из глаз брызнули слезы вместе с искрами, и он пошел вслед за этой рукой. Главное было — не споткнуться и не упасть, не то ухо оторвалось бы к чертям собачьим. А в таком возрасте оставаться одноухим пока еще рановато.
Рука привела его в полицейский околоток, потом ослабила свою хватку и дала крепкую затрещину. Тойво отлетел к стене и рассыпал свои газетные листки. Первым делом он ощупал ухо — то было на месте, но жутко болело, и из него текла кровь.
Деловитые полицаи шастали по околотку туда-сюда. Кто-то при этом носил под мышкой какие-то бумаги, кто-то, задумчиво погрузив в нос палец по самый локоть, смотрел в зарешеченное окно, кто-то, прикрыв рот ладонью, переговаривался. На мальчишку, сидевшего на грязном полу, никто внимания не обращал. Вероятно, слишком часто притаскивают в полицейский участок детей.
