Аральское море, Джусалы. Здесь полтора года назад поезд афганской миссии стоял неделю, пока чинили размытое полотно. Кейсар-ханум, жена одного товарища по фронту (ее приютила в вагоне Лариса Михайловна), напудренная, набеленная, смотрела подведенными глазами из окна вагона. Киргиз проходил мимо поезда, взглянул и спросил: «Кто это?» — «Китайский генерал», ответили ему не задумавшись матросы. «Из Чугучака?», спросил киргиз и ушел.
Через двое суток мы пересекали Волгу, Волгу Азина, Кожанова, Раскольникова и Ларисы Рейснер. Вдали за переплетом моста были Дубровка, Водяное, Балыклей, безвестные городишки и села, вписанные навеки в историю гражданской войны. Когда красные уходили из Водяного, деревенский поп бросился на колокольню. Он торопился встретить белых колокольным звоном. Азин услышал звон и вернулся и отхлестал попа плетью. Пока белые входили в Водяное, он успел поучить попа и вернуться к своим.
Балыклей, близ Дубровки. Белые ушли из Балыклея. В разгромленном доме, где жил генерал, нашли портрет Горького. У портрета были выжжены папиросой глаза. Об этом мне рассказал уже этим летом Борис Калинин.
Москва, 1926 год, зимняя ночь. В маленьком зале Дома Печати стоит красный открытый гроб. Красноармейцы стоят на часах в голове и в ногах Ларисы Михайловны Рейснер. Ночь, шаги разводящего и слабый треск паркета. Внизу, в вестибюле, глупый, старый, с золотыми лебедями вместо ручек, диван. И лживый старый портрет Шухаева, мнимый портрет Ларисы Рейснер. На диване — ее новые друзья и старые спутники по Волге, Каспию и Хезарийской дороге. Они говорят о прошлом, только о п р о ш л о м Ларисы Михайловны, о будущем говорить нельзя, б у д у щ е г о у нее нет. Вот что значит с м е р т ь. Я возвращаюсь к гробу и не верю в смерть. Это не Лариса Рейснер.
И я вижу девушку, косы, уложенные кольцом вокруг высокого чистого лба. Я слышу звенящий, как сталь, смех и вижу коварную наивность, заставляющую пошляка раскрыться и откровенничать и получить внезапный, убийственный удар острием бритвы. Я слышу беседу, заставляющую собеседника быть все время настороже, как в разведке, чтобы не быть осмеянным, опустошенным и отброшенным в сторону, как пустая шелуха.
Петербургская сторона, Большая Зеленина…
«Северная Пальмира», София, Третий Рим. Эстетизм, мистика, самолюбование. Где противоядие против этой отравы, где мужество, чтобы ее преодолеть?
Сатрап был мощен и прекрасен телом,
Был голос у него как гул сраженья,
