И все же девушкой не овладело
Томительное головокруженье…
Петроград, Москва, Волга… «Сволочи! Отдали Казань, бросили товарищей. Мало расстрелять! Сволочи!…» Чей это голос? Какой это год? 1918-ый.
И опять: «Адмиралтейство, солнце, тишина». В Кронштадте на рейде яхта «Нева» комфлота Балтийского моря… «Товарищи красные балтийцы, британский флот вошел в балтийские воды. Товарищи…»
Хезарийская дорога. Стремя в стремя, вскачь, со свистом и песней по запретной стране. Окаменевший мулла, паломник из Мекки, обращенный в соляной столб на дороге.
И последний вечер в Кала-и-фату. «Мы не поссорились? До Москвы?» — «Да».
Зимнее московское утро, последний путь от Никитских ворот до кладбища Новодевичьего монастыря. Алый, ранний зимний закат. Колесо катафалка вертится перед глазами.
Колесо вертится, не заботясь о вычислениях ученых.
Колесо вертится и уносит Ларису Михайловну Рейснер. Мы идем следом.
Люди, знавшие ее близко, могут упрекнуть автора «Записей спутника» в том, что он канонизировал образ. Они не правы. Святых нет, святые — непривлекательные и скучные люди. Был человек; у него были слабости, некоторая доля сентиментальности, некоторая склонность к театральности, иногда склонность идеализировать маленьких, в общем мелких людей. Был писатель; он оставил книги; есть некоторая претенциозность, излишняя чувствительность и нарядность в первой книге. Но если забыть все слабости, все мелкое, незначительное, легко растворяющееся во времени — остается человек, боец, писатель и женщина будущего. Она войдет в историю нового мира прекрасным образцом человеческой породы, человеком, стоящим на грани старого и нового мира. Все слабости и ошибки у нее были от старого мира, но они испепелены ее мужеством и верностью в борьбе за новый мир. Не будем неправедными судьями и простимся с ее образом на этих страницах так, как прощались с ее прахом на кладбище Новодевичьего монастыря. Ниже знамя — вечная память и любовь!
В Москве, в доме на Ленинской улице, мне иногда снится быстрый, как ветер, белый верблюд с серебряными колокольцами. Он мчится, как ветер, по Пешаверской дороге, как мчался однажды наяву. Он бежит, выбрасывая мягкие ступни, и догоняет любого коня; он уходит от автомобиля по Пешаверскому шоссе, но его все же настигает металлический зверь. Афганистан далеко позади! Десятилетие ушло. И пусть!
Мы встречаем четвертое десятилетие века революции.
В крови у нас была мистическая отрава и легкомыслие. Но мы нашли противоядие.
