Чтобы скисало молоко, мать клала в горшок ломоть хлеба, а перед тем, как выбивать масло, вытаскивала этот ломоть. И не ел Минька ничего вкуснее, чем этот хлеб, пропитанный сметаной.
— Есть хо-чет-ся-я, — протянул он.
Мать выловила из горшка сметанный ломоть хлеба, положила на блюдце.
— Ешь покуда, скоро паужин.
Минька забрал в рот большой кус и языком стал выжимать сметану.
— Пахал сам? — любовно спросила мать.
— А кто же?.. Понятно, сам, — гордо ответил Минька.
Тут в избу вошел отец.
— Сбрую-то не убрал! — накинулся он сразу на Миньку. — Жрать уже сел…
«Иван Бастрыков», — сказал Минька в уме.
Всегда так: как рассердится Минька на отца, по имени и фамилии назовет его. Понятно, в уме, а если вслух — так прибьет еще отец.
— Никогда вас к порядку не обучишь, — бранился отец. — Хомут на оглобле валяется, вожжи не собраны…
К строгостям отца Минька привык. Молча продолжал он уплетать сметанный ломоть.
— Слышь, Иван, отесовцы будто явилися, — сказала мать, вытаскивая мешалку из кадки.
Иван Бастрыков застрелял глазами то на Миньку, то на жену.
— Где? — расторопно спросил он.
— Они вон видели на пашне, — сказала тетка Васса.
Иван Бастрыков сразу поласковел к сыну, ближе подошел к нему.
— А много ли их?
Отвечал Минька отцу неохотно:
— Восемь человек…
— Куда ехали? — допытывался отец.
— По тракту проехали…
Потоптался отец посреди избы, потом присел на скамью перед Минькой.
— Верховые?
Если бы не обругал отец за сбрую, все бы по порядку рассказал Минька, а теперь на все спросы отца отвечал будто по принуждению. А про Отесова-сына, который приехал к Морозову, и вовсе ничего не сказал.
— Андрюха-то как? — спросила мать.
— А он к ночи подойдет, — сказал матери Минька, не глядя на отца.
Отец забе́гал по избе, точно что нужное вспомнил.
— Не знаешь, Васса, куда я центровку положил? Надо отнести к хозяину, — сказал он.
И, не дожидаясь ответа, сам торопливо вышел из избы.
— Пошел теперь трезвонить, — буркнула тетка Васса, — покою не будет…
А Иван Бастрыков стоял уже за воротами, поглядывая в оба конца села.
Как назло, на улице никого не было.
Постоял он немного за воротами и опять в избу.
— Разведка, стало быть, — уставился на Миньку, — ежели восемь человек только?
— Кто их знает, — нехотя ответил Минька.
Бастрыков-отец повернулся к жене:
— Спрашиваю, центровку не видала где?
— Ну иди, иди, — ругнулась тетка Васса, — звони теперь…
Совсем расстроился Бастрыков.
— Ты чего это гноишь хлеб во рту? — накинулся опять на Миньку. — Цельный час жуешь и жуешь…
