– Вот это да-а… – сказала я только, глядя на покрытую мелкой зыбью поверхность озера.
– И какой семейная жизнь получилась? – спросила я и тут же подумала, не слишком ли это личный вопрос. Но Гельмут был, похоже, в разговорчивом настроении.
– Меня никто не дергал. Я хочу сказать, она ни к чему меня не принуждала, она очень чуткая была, понимаете? Животные это тоже чувствовали, поэтому животные ее так и любили. Мне было хорошо, когда она была рядом. Думаю, это было взаимно, и для нее тоже. Мы уехали в центральную Германию, подальше от гор и наших семей, теснящих и давящих на нас. Я стал лесничим, Хельга работала со мной в управлении лесного хозяйства. В самом начале мы там и жили: в доме лесничего, в лесу. Но потом Хельге расхотелось жить там: среди деревьев ей было слишком темно. Поэтому я построил новый дом, пять минут на машине до леса. Никто не знал так много о животных, как она, можете мне поверить. У нас была хорошая совместная жизнь.
– Но вы все-таки развелись потом, да?
– Да. После смерти Кристофа. Развода я попросил. Я хотел дать ей шанс снова выйти замуж, родить детей. Хельга всегда мечтала о большой семье, понимаете? Но после смерти нашего сына я не мог себе этого представить. Кристофа не стало и…
– … время остановилось, – просто закончила я фразу.
Он ничего больше не сказал, а только разлил остатки вина в стаканчики.
– Два года она жила у родителей, здесь в горах, забеременела от одного американца, солдата с военной базы, и осталась одна. Я тогда начал строить маленький домик, ну, на моем земельном участке. Видели маленький домик?
– Тот, который видно с вашей террасы?
– Да, этот.
– Там она жила?
– Да, с детьми. Я предлагал ей большой дом, но она сказала, там слишком много привидений. Вот она и осталась в маленьком домике, и наша семейная жизнь частично стала продолжаться. Для детей я был дядя, который всегда рядом, и мы много времени проводили вместе.
– А почему вы на Хельге не женились снова? – спросила я.
– Ну, в общем, мы не абсолютно всем занимались вместе, понимаете?
Я понимала.
– Для нас такое положение было оптимальным. Мы были счастливы, мы были друг у друга, и тем не менее имели достаточно пространства для собственных особых нужд и личных потребностей, понимаете?
– Да.
Мы пили вино и молчали, а небо становилось все багрянее.
– А как дети Хельги относятся к тому, что вы похитили их мать? – поинтересовалась я.
– Они об этом не знают.
– Могила разрыта. Они все равно узнают. Им, наверное, позвонят.
