Пришвин и философия | страница 58



. Любовь в глазах писателя двоится – на любовь-чувство, любовь пассивную, ту, которая ведет к скорби и, значит, к смерти, и на любовь активную, любовь-созидание, в силу которой человек мыслится как способный к бессмертию. Конечно, обе эти «створки» любви суть «ветви» ее единого корня.

Итак, анализ парадоксального, на первый взгляд, высказывания Пришвина, которое, казалось бы, противоречит пониманию бессмертия Марселем, привел к обнаружению, напротив, его значительной внутренней близости с французским философом.

«Для себя человек, – записывает Пришвин, – может и не умирать, но для других он умирает (все умирают). Так что бессмертие обязательно субъективно, а смерть обязательно объективна»[118]. Эта дневниковая запись русского писателя привлекла наше внимание не своей видимой противоположностью высказываниям французского философа, а скорее, напротив, прямым и сгущенным выражением марселевской позиции. Ведь здесь по сути дела ставится главный вопрос философии бессмертия Марселя: как, какими средствами, какой философской техникой можно показать, что несомненная субъективность бессмертия вовсе не означает его иллюзорности, недействительности? Когда мы думаем о бессмертии (а мысль о нем нелегка для выражения), то касаемся так или иначе бытия и тем самым помещаем себя со своей мыслью в экзистенциальное символическое измерение. Можно сказать поэтому, что бессмертию присущ статус экзистенциальной достоверности, подобной той, что присуща и другим концептам, например, надежде и вере. Такая достоверность не может быть объективной. Экзистенциальная мысль как таковая в том и состоит, чтобы философскими средствами обнаружить символический не-объектный уровень реальности, который не является пустой субъективной иллюзорностью. Смерть и смертность удостоверяема прямым объективным образом – вот оно, мертвое тело, бывшее еще вчера живым. Бессмертие же подобным объективным способом удостоверить невозможно, его онтологический статус может быть предъявлен лишь в экзистенциальной модальности, лишь символическим косвенным образом. Бессмертие поэтому существует для личности, для «единственного», по-своему для каждого, но не для «всех». Для «всех» существуют «объективные факты», предложения точного знания, но не высшие ценности и смыслы, к которым каждый приходит сам, своим поиском и опытом. Религия, искусство и философия служат ресурсом для создания и оформления каждым лицом своего образа бессмертия.