Уходить за брусникой шумно, с собаками было чисто женской заботой. По дороге старые женщины вспоминали, а молодые слушали самые разные рассказы о самых жутких встречах в лесу, которые и приходились обычно на самое ягодное время.
Вспоминать «жуткие встречи» обычно начинала какая-нибудь шустрая и беспокойная старушка:
— А бывало, вот идем так и собачка так впереди бежит, и только к самому пню, значит, завернули, он и стоит — страсть лесная…
— Страсть и есть страсть, другие зверюги хоть креста да бога боятся, а тот ничего, лихоманец, не признает, — добавляет женщина помоложе, еще в той полной рабочей силе, которая не уступит порой никакому мужику ни на воде, ни в лесу — ни с веслом, ни с топором в руках.
— Стоит он, страсть лесная, — шустрая старушонка беспокойно бегает глазами по сторонам, вертит головкой, нагоняя страх на себя и на своих товарок, — а мы-то не все его видим. Кто увидал, встал и со страху слова ронить не может — ушли-то в землю слова. А кто не видит еще, идет ему, нечисти, прямо в пасть…
Тут обязательно кто-нибудь боязливо ойкает, и рассказ о встрече с медведем на лесной дороге продолжается.
Такие рассказы всегда кажутся страшными, будто и придумывают их или по-своему пересказывают для того, чтобы напугать другого. И наверное, без этих рассказов не собрались бы все женщины деревни вместе, и тогда дальнюю дорогу за брусникой придется мерить одной — медведь, конечно, не съест, но куда веселей идти вместе, да и ягоду брать вместе скорей получается, а ягоды много — всем хватит.
Так и проходит у нас шумная и веселая брусничная пора, и почти тут же на смену развеселой ягоде-бруснике является уже вызревшая по болотам клюква…
Клюкву можно было собирать у нас рядом с деревней на широкой болотине, что тянется от нижнего конца острова богатым клюквенником. Но сюда, на эту болотину, наши женщины приходили лишь перед зимой, за последней ягодой, что оставалась от дачников и горожан.
Болотину у острова все наши женщины, видимо, согласно и без особых возражений отдавали приезжим людям, а сами, невзирая на лесные страхи и страсти, о которых совсем недавно рассказывали друг другу, с утра пораньше, а то и затемно незаметно расходились по своим любимым клюквенным уголкам и там, оставшись наедине с лесом, чуть ли не до ночи обирали и обирали тяжелые от ягод клюквенные кочки.
У каждой нашей женщины были свои собственные клюквенные уголки либо на лесном болотце, либо в углу заросшего озера, либо по лесному ручейку. Рвать там ягоду наши женщины не торопились, но наведываться наведывались и ждали, когда белобокой ягоды совсем не останется — когда клюква вызреет вся-вся…
