Я сконфуженно замолчал. Покраснев, отошел к окну, смущенно глядя на поникшего Патерсона.
— Мы не преступники перед обществом, — тихо сказал, подходя ко мне, Гувер. — Это капиталисты считают нас преступниками, а простой народ за нас. Знаете, за что мучается этот священник? За то, что с кафедры проповедовал мир! Да. Призывал верующих подписываться под воззванием о мире.
— Извините, сэр! У нас в порту тоже такой человек был, собирал подписи… его упрятали в тюрьму.
— Никакой я тебе не сэр, а капитан судна, трудовой человек, а сижу за то, что отказался везти пароход с оружием в Алжир, французам. Понял? И вот скоро год, как в этой гостинице.
— Год! — вырвалось у меня. — И не судят? И не выпускают?
Гувер горько усмехнулся:
— Судить-то не за что, даже на допрос не вызывают.
— Но это же кошмар! Целый год! Значит, и меня могут так держать ни за что, при про что…
— Почему тебя арестовали, хоть догадываешься?
— Догадываюсь, — протянул я.
И не желая раскрывать им историю с письмом от русского консула, вспомнив о Бразилии, сказал:
— За участие в забастовке. Но это было в Рио-де-Жанейро, год с лишним назад.
Гувер продолжал:
— Вызовут на допрос, узнаешь, что делал и чего не делал.
Я смятенно спросил:
— А допрос… допрос когда же?
Капитан только пожал плечами. Хотел что-то сказать, но в эту минуту открылась дверь. В камеру вошла женщина в белой косынке на светлых волосах. Глаза ее были опущены. Она двигалась осторожно, точно по льду. Не глядя ни на кого, поставила на стол горячий чайник, хлеб на тарелке и крохотные кусочки сахара. Освободив поднос, женщина так же под угрюмым взглядом стоявшего на пороге надзирателя, тихо вышла.
Том Прайс невесело сказал:
— Вот еще один день начался. Что-то он нам принесет? Давайте, друзья, завтракать. Садись, Павел. С сегодняшнего дня ты на казенном довольствии…
Но мне было не до еды. Отойдя к окну, я сел на широкий подоконник, уставившись в светлый прямоугольник неба наверху. Где-то глухо ворковали, сердились голуби, и, если закрыть глаза, казалось, что приглушенно плачут люди.
Прайс о чем-то разговаривал со священником. Сначала вполголоса, потом все громче. Я невольно прислушался. Прайс горячился.
— Вот вы, отец, призываете к миру! Вы неисправимый идеалист. Вы воображаете, что ваша проповедь найдет отклик. Американец, современный американский обыватель, согласен с вами, что нужен мир, пока дело не дойдет до денег. Если запахнет долларом, он кинется в драку, чтобы заработать. Например, так было в Корее или…
