Сначала женщины и дети | страница 24
— Задержись после смены.
Когда Редж снова вышел в салон, к его облегчению Хоусоны уже удалились. Мистера Грейлинга тоже не было. Только миссис Грейлинг оставалась в одиночестве сидеть за столом. Редж подошел поинтересоваться, не надо ли ей чего-нибудь.
— Я видела, что произошло, — сказала она ему. — В этом не было вашей вины. У вас теперь будут неприятности?
— Прошу вас, не беспокойтесь за меня, мэм.
— Я могла бы объяснить все старшему официанту, если это вам поможет.
— Благодарю вас, — ответил Редж. — Но я всего лишь не удержал поднос. Мне жаль, если созданный мной шум побеспокоил вас.
Она посмотрела на него добрыми глазами и произнесла:
— Вам придется заплатить за разбитую посуду, ведь так? Я знаю, каковы правила на этих лайнерах, и уверена, что фарфор этот очень дорогой. Пожалуйста, позвольте мне, по крайней мере, дать вам денег.
— Нам не положено принимать деньги от пассажиров. Но я вам очень благодарен за ваше предложение. — В какой-то миг он чуть не разрыдался под ее материнским взглядом.
Она проявляла о нем больше заботы, чем его собственная мать, у которой вечно не было на него времени. Мать не могла дождаться, когда он уже начнет работать, чтобы помогать содержать семью, и, похоже, только в этом она и видела его пользу.
— Ерунда. Многие члены экипажа принимают чаевые, и вы примите их от меня. Я настаиваю. Я передам их вам незаметно, никто ничего не увидит. Я сделаю это до прибытия в Нью-Йорк и больше не желаю ничего слушать. — Она поднялась, чтобы положить конец разговору. — Встретимся за ужином.
— Благодарю вас, мэм. — Редж отодвинул ее стул, борясь с замешательством и приступом признательности одновременно.
Он решил принять от нее деньги, после того как старик Латимер объявил, что три разбитые фарфоровые тарелки стоят по два шиллинга и шесть пенсов каждая. Редж зарабатывал два шиллинга и четыре пенса в день, так что бой обойдется ему в трехдневную зарплату — иначе говоря, почти в половину того, что он рассчитывал получить за этот рейс.
— Но особенно плохо то, — сообщил он Джону, что это попадет в мое личное дело. Я пытался ему объяснить, как все случилось, но он и слушать не стал. Для них одни правила, для нас — другие. Меня это всё уже достало.
— Такова жизнь. С системой сражаться бесполезно. — Джон никогда не попадал в переделки. Он нарушал правила редко и ни разу не поплатился за это.
— Тебе хорошо говорить, у тебя безупречная репутация. Я так стараюсь получить повышение, но в результате имею лишь выговоры.