— Врёт он вам, что — град, то, сё, — сказала она. — Ничего не было. Просто вздумается ему, что где-то лучше — и едет.
Зарабатывали они всюду хорошо, но ей уже ничто не мило, устала от бродячей скитальческой жизни. Вот и сейчас — двенадцать суток в дороге с грудным ребёнком, и другой такой, что всё время на руках. Да и денег-то этих заработанных ей попадает мало. Муж туговат на кошелёк, больше тратит деньги на себя, а на покупки для семьи не очень расщедривается. Старшим девочкам-школьницам — особенно достаётся. В прошлом году с половины зимы стали ходить в школу и вот опять, не кончился учебный год — уехали, почти полмесяца уже в дороге и не видно, когда устроятся на месте. Сама она старше мужа на семь лет, ему тридцать три, ей со-рок, а тут ещё нездоровье…
— А когда я жила в Константиновской, про меня тоже в газете писали, — сказала она, взглянув на меня. — Приезжал к нам из редакции селькор, на карточку меня снимал. Ударницей была…
И закончила свой рассказ с внезапной вспышкой злости.
— Я уж думала — бросить его, нехай сам веется, так надоело! За дурною головою и ногам нема спокою. Девочку только жалко. Девочка вот эта — его. Если разойтись — возьмет её, а я к ней привыкла, как к своей… А, может, он и от дитя своего откажется? Я ещё не говорила с ним… Бросить, уехать обратно в Константиновскую, в свой колхоз? Хату вот я продала там свою. Ну, я думаю, можно стребовать с него через суд, а? Деньги-то я ему отдала, я их и не видела. Как вы посоветуете, товарищ редактор?
Я посоветовал ей так и сделать, как она надумала: ехать в Константиновскую, а если дойдёт у них до суда, то взыскать с Гунькина не только деньги за проданную хату и корову, но и половину всех его мотоциклов, баянов и прочего нажитого совместно добра.
— … Вот, стало быть, товарищ, потому и ездим мы, что есть куда поехать. Простору много. Не то, что в какой-нибудь Швейцарии или Голландии. Там, поглядеть на карту, — на одном краю позавтракать, на другом пообедать, а ужинать уж и негде, не хватает, стало быть, государства на полный дневной рацион, ха-ха-ха! А у нас, покуда от краю до краю доедешь — одной соли пуд съешь! Земля русская велика и обширна. Как в песне поётся: ши-ро-ка-а стра-на мо-я род-на-я-я!..
— Гражданин, здесь петь не разрешается, — осаживает весёлого пассажира официантка.
— Нельзя? Не буду. Не разрешается, не надо, что ж поделаешь. Ты только не серчай, дорогая.
Разговор происходит в буфете станции Кавказская. Против меня за столиком сидит, облапив кружку с пивом, мужчина лет пятидесяти, бородатый, краснолицый, в полушубке нараспашку.
