Он рухнул на асфальт — неудачно, так и не успев сгруппироваться. Позвоночник взвыл от удара, в лодыжке тошнотворно щёлкнуло, будто в лесу турист переломил сухую коряжку для будущего костра. Боль переполнила тело. Не осталось сил даже как следует выматериться.
Но Руднев и не думал сдаваться — сверхрублёвое приключение пробудило дремавшего в нём долгие годы борца, и этот воспрявший внутренний бунтарь приказал мямле внутри посторониться и взял управление организмом в свои уверенные руки.
Не обращая внимания на боль и отказывающуюся сгибаться-разгибаться ногу, Михаил заковылял в сторону моря, ускоряясь с каждым шагом.
Через десять секунд он побежал. Бег притупил всплески боли, но их заместило другое — диковинное и пугающее — чувство. В животе Руднева взвился колючими искрами невидимый огонёк, и побеги тепла потянулись по телу, словно упомянутый турист развёл-таки костёр внутри желудка и голодные языки пламени ринулись захватывать плоть.
Ощущение будоражило, наполняя организм новым, незнакомым содержанием, перековывая его по своей прихоти, заново перестраивая сложнейшую систему мускулов, артерий, сухожилий, капилляров и хрящей.
«Сверхрубль! Это же он всё это со мной творит! Зря я его проглотил, наверное», — понял Михаил, но анализировать таинственные процессы было некогда — погоня приближалась.
Он услышал топот, а потом увидел, не оборачиваясь (сам не понял, каким образом, третий глаз, что ли, на затылке открылся?), преследователей. Первым по лужам чапал худосочный лестничный очкарик, а метрах в пятидесяти его нагоняли то ли три, то ли четыре силуэта, полускрытые плотными дождевыми струями.
Руднев бежал по курортной набережной, надеясь, что встретит полицейских — иногда они патрулировали это многолюдное место. Но в ливень и валящий с ног норд-ост здесь не было никого. Лишь рокотало штормящее море да возмущённо, с надрывом скрипели ветвями редкие, торчащие из камней акации.
Михаил посмотрел на покалеченную руку — тело тотчас вывернуло судорогой, в голове захлопали крыльями переполошённые мысли. «Что это? Что, чёрт побери, со мной происходит?!» — не только сломанный мизинец, но и вся левая кисть, выглядывающая из набухшего от влаги рукава, стала серого металлического цвета и будто окаменела: фаланги не шевелились — хуже того, не ощущались, словно это чья-то чужая, неродная рука.
Руднев бессознательно потянулся к жуткому новообразованию правой ладонью и заметил, что с той тоже нелады. Она покрылась сетью чёрных, похожих на трещины корней-побегов, которые пульсировали и с устрашающей проворностью расширялись, захватывая всё больше кожного покрова.
