Раздался громкий, похожий на выстрел треск. Доску похлипче проломил особенно мускулистый и рьяный налётчик. Медлить дольше было опасно, и Михаил, перекрестившись, встал в оконном проёме в полный рост, преодолевая напор бешеного ветра, примерился и оттолкнулся ногами.
Пальцы скользнули по мокрому металлу, мизинец на левой руке премерзко хрустнул, размозжившись о перекладину, запястье пронзила резкая боль. Ладони всё же обхватили лестницу — скорее инстинктивно, чем по расчёту. Руднев вскрикнул от радости, что прыжок удался, однако эйфория быстро развеялась — дьявольски болела кисть, на которую он боялся даже посмотреть, да и времени на эмоции не осталось — надо было действовать. И без промедления!
Переставляя ноги и перебирая руками, щадя искрящуюся импульсами рези левую, он пополз вниз по лестнице. Определившись с принципом движения, попробовал ускориться. Взгляд всё же упал на покалеченную ладонь — не оценить масштабы ущерба казалось малодушием, особенно когда привычный мир повис на волоске.
И здесь Руднева заколотило сильнее, чем от пронизывающего ветра («Бора, южане называют его бора!» — вспомнил случайно) и даже от потрясения от разбойничьего вторжения. Палец был сломан, причём максимально неудачно — открытым переломом. Но из разорванных тканей торчал не окровавленный осколок кости, а нечто тёмное и, кажется, металлическое. Похожее на прут кладбищенской оградки.
«Что за хрень!» — возмутился-ужаснулся Михаил и поднёс руку ближе к глазам, балансируя в схватке с воздушным потоком и чувствуя накатывающую тошноту.
Из-под разошедшейся между второй и третьей фалангами кожи торчало нечто вроде крючка из меди и по бугристой поверхности «костезаменителя» ползли то ли буквы, то ли цифры…
Время застыло.
— Эй, вон он, сучара! Вниз ползёт, гадёныш! — раздался крик, и минуты вернулись к привычному ходу. — Очкастый, ты давай скачи за ним, ты цепкий, а мы по-стариковски, по ступенечкам. Никуда мразина не денется!
Передёрнувшись, Михаил набрал темп. Секунду спустя лестница под ним всколыхнулась — на неё сиганул преследователь. Раненая рука слушалась скверно, в ней совсем не осталось лёгкости, и она больше мешала, чем помогала. Хорошо, ступеньки завершались — правда, высоко, на смыкании первого и второго этажей. Сверху это расстояние казалось меньше и безопаснее.
Руднев дополз до предпоследней перекладины, попробовал удержаться одной рукой, чтобы повиснуть, сократив расстояние до земли, но пальцы скользнули по влажному железу, ноги безуспешно попытались найти точку опоры, и Михаил со всей безрадостной очевидностью осознал, что падает.
