Клетка и жизнь | страница 48

Ужасно жалко, что я не могу показать Ю. М., чем мы сейчас занимаемся в лаборатории. Я нескромно думаю, что ему бы понравилось.

^{>Анна СЕРПИНСКАЯ. Кандидат биологических наук; научный сотрудник отдела клеточной биологии Медицинской школы Северо-Западного университета (Чикаго, США).}

Когда я вспоминаю Юрия Марковича Васильева, я прежде всего думаю о том, как не повезло ему со временем, в котором он жил. И не только ему, а всем нашим родителям и их друзьям, всем, кто были детьми или просто молодыми в страшные тридцатые годы, во время войны, а потом в не менее жуткие сороковые. Слава Богу, часть этих людей дожила до 5 марта 1953-го, и пришедшего 1956 года, но все же груз этих лет никогда не упал с их плеч. Никогда полностью не прошел страх, никогда не чувствовали они истинного освобождения духа, никогда не были они свободны от самоцензуры. Никто никогда не извинился перед родственниками загубленных людей, никогда государство не признало того ужаса, в который оно повергло весь народ. Все это усугублялось тем, что биология и медицина в те годы под влиянием Лысенко и Лепешинской внезапно оказались идеологизированными дисциплинами, что накладывало несомненный отпечаток на жизнь и деятельность ученых, работавших в те времена.

Юрий Маркович был, по-видимому, вундеркиндом, т. е. мальчиком, который читал всё, знал всё и интересовался всем. Он обладал уникальной памятью — такие люди, чем бы они ни занимались, делают это отлично. К сожалению, таким было очень трудно везде, в том числе и в Советском Союзе. Будучи сыном врачей, он пошел в медицинский институт. А куда еще? Я, конечно, не знаю, что ему говорили родители, но зато знаю, что твердили мне: иди в медицинский, врач — он и в лагере врач. Я думаю, что лечащим врачом Юрий Маркович не хотел быть никогда, у него был не тот характер, поэтому он учился на патолога. Я думаю, что он был бы отличным патологом; он сам довольно сильно гордился этой своей специальностью и объяснял нам, что патология — профессия очень интеллектуальная; мы кивали и соглашались: он и был в высшей степени интеллектуалом.

Я очень часто думаю, а кем бы он стал в другой, свободной, не идеологизированной стране. Юрий Маркович был абсолютным гуманитарием — читал всё на свете, владел языками, мог принимать участие в философских дебатах, знал наизусть огромное количество стихов. Очень любил цитировать к месту и не к месту строки Игоря Северянина и Саши Черного. Уже позже, когда я впервые прочла их в опубликованном виде, я поняла, что слышала эти стихи из уст Васильева за лабораторным чаем.