В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком | страница 119
«Ока» дала малый ход вперед и вместе с «Ладожцем» начала отдаляться от немца, потравливая за корму буксирный трос.
— Крепить буксир! — приказал Александр Александрович, когда «Везер» оказался достаточно далеко позади.
Буксирный трос, постепенно обтягиваясь, показался над водой. Нос «Везера» послушно разворачивался в сторону «Оки».
Некоторое время все три судна следовали против ветра и мелкой волны самым малым ходом.
— Александр Александрович, я вам начинаю мешать. Разрешите отдать швартовы? — спросил капитан Шубин ее своего мостика.
Сомов утвердительно махнул рукой.
На «Ладожце» коротко прозвучала команда, приглушенно зарокотали дизеля, и «Ока» начала отставать и отваливать в сторону от «Ладожца».
Воздух наполнился ревом тифона: три длинных прощальных гудка одного судна, три таких же ответных гудка. Короткая заключительная точка тифоном «Ладожца», короткий прощальный сигнал «Оки» — взаимное пожелание счастливого плавания, — и суда разошлись. «Ладожец» развернулся на северо-восток, «Ока» — на юго-запад.
Серое небо, хмурое море, величественные в своей бесконечности. Стайка голодных чаек… Соленый ветер… Плеск волн и глубокая тишина. Привычный морской пейзаж, пустынный и равнодушный…
Ни море, ни небо, ни ветер не сохранили на себе следов человеческой драмы…
21
— Ну, пескари! Я ваш капитан! Правда, мое назначение немного неожиданно, может быть, даже нежелательно для вас, но, черт побери, бульонные морды, капитанов не выбирают. Капитанов назначают свыше, и капитаном нужно родиться. Вам ясно?! — третий штурман «Оки» Володя Викторов здорово копировал капитана Сомова — не только его интонацию, но и тиранический взгляд. — А теперь несколько слов серьезно, ребята, — продолжал штурман, освобождая себя от образа, в который едва успел войти. — Я хочу довести до вашего сведения, зачем нас посадили на этот крейсер.
— Да и так все ясно, Володя, — несколько развязно перебил Горохов.
Добродушие сбежало с лица молодого штурмана. На скулах вздрогнули упругие желваки, о существовании которых у Володи трудно было и подозревать. Строгая искра вспыхнула в глазах, хотя губы Володи еще привычно улыбались.
— Василий Иванович, я уже имел честь объяснить вам, что из попыток перейти со мной на фамильярный тон ничего не получится. С вами мы на брудершафт не пили и пока вроде не собираемся. Так что не обессудьте, Василий Иванович, — останемся на «вы». Меня это пока не тяготит.
— Да зря вы обижаетесь, Владимир Михайлович… Ведь я…