Рудольф слушал, не отрывая взгляда от угла, где над забрызганным черной кровью полом, в ярком пучке лучей солнца, кружилась пыль. Чудилось, что там вырисовывается какой-то старик, похожий на деда-мороза. Да это же Иван Сусанин! О нем рассказывал Рудольфу Николай Прибура. Даже стихи читал об этом легендарном старике и пел отрывок из оперы…
Что-то решив про себя, Рудольф заявил:
— Я знаю одно место. Поведу вас. Но дайте слово, что отпустите меня сразу же, там, на месте.
— Вот вам моя рука! — начальник жандармской станицы вскочил и с готовностью протянул свою вялую руку. — Я вас отпущу сразу же, если уж вы так желаете… Но вы могли бы остаться работать у нас. Впрочем, решайте сами. Сейчас я велю вас накормить и больше не буду беспокоить.
Самого главного он не сказал, да и не мог сказать этого. Ведь поведет он не жандармов. Где им справиться с партизанами? Начальник жандармской станицы сам возглавит гардистов. Важно найти лагерь хоть одного партизанского отряда, а там ниточка поведет дальше…
Одним неосторожным словом можно испортить свою репутацию, какой бы хорошей она ни была, и навсегда потерять друзей. Рудольф, возвратившись в камеру, не проронил ни слова, однако сразу же потерял расположение всех арестованных. И все лишь из-за того, что с допроса возвратился он умытый и причесанный.
— Продался! — тихо, но убежденно сказал учитель, до этого участливо относившийся к чеху.
А Рудольф, по-прежнему ничего не говоря, растянулся на нарах и тут же крепко заснул. Не встал он даже тогда, когда в камеру прибыл новичок, лесник из-под Ружомберка.
Лесник заявил, что попал сюда только лишь потому, что поехал в Бистрицу, забыл дома документы. Человек он был шустрый, веселый. Охотно рассказал о том, какие творятся дела в их местности. Причем все время поминал «дураков», которые пробрались в жандармерию, считал, что если б там были умные люди, то с ним такого не случилось бы.
А ночью, когда жандармы в коридоре занялись своим обычным делом — пьянкой, лесник вспомнил вслух, как в их местечке какие-то безмозглые жандармы пытали полмесяца двенадцатилетнего мальчишку за то, что тот маршировал по улице с игрушечным самодельным автоматом.
— Да не может быть! — не поверил учитель, сидевший в самом углу на нарах.
На него зацыкали.
— Так я ж и говорю, если б там были люди с умом, такого не могло бы быть, — сказал лесник. — Поймали и говорят мальчонке: «Этакой штукой Жингор обезоружил десять жандармов».
