И, только уже прощаясь, притянул к себе ожидавшего своей очереди старшака и, может, впервые за много лет трижды расцеловал его, сказал с нежностью:
— Прощевай, сынок. Почитай мать, не в пример меня, а со всем уважением. Один ты ей таперича помога и надежа одна, понял ли?
— Понял, тять, — отвечал растроганный отцовской лаской Денис.
Отец одобрительно мотнул головой.
— А понял, так ладно. Живой буду, сам с тебя за мать спрошу. Убьют — совесть спросит, — наставительна заключил он.
Уже проводив отца и выйдя на привокзальную площадь, Денис увидел стоящего в стороне длинного рыжего Власа, пристально смотревшего в его сторону. Денис невольно оглянулся на мать, тоже заметившую Власа. Видел, как побледнело ее лицо, дрогнули большие, все еще прекрасные глаза. И снова недоуменно глянул на Власа. Но тот, отворотясь, уже медленно уходил от них — узкоплечий, прямой, как жердь…
Весь день Степанида была как помешанная. Тенью бродила по закути, бралась то за одно дело, то за другое — все валилось из рук. То вдруг садилась за стол и тупо, не двигаясь, вглядывалась в одну точку, бормоча какие-то несвязные слова, кого-то обвиняя и проклиная, и Денис даже стал побаиваться за мать. Пробовал приласкать ее, успокоить, заговаривал с ней об Анке и Клашке, тоже со страхом глядевших на мать, — все напрасно.
Мать или молчала и скупо отвечала Денису на его ласки, или начинала тихо и безудержно плакать.
К полудню неожиданно явился Илья. Глыбой ввалился в закуть, сел, раздавив под собой хрупкую лавку.
Прежде, когда редким гостем являлся дядя Илья, отец да и все домочадцы радовались ему, как родному. На столе немедленно появлялись лучшие лугановские припасы, Денис или проворный Никитка тайком от гостя отсылался за «четком» и сушеной воблой, а в лучшие времена — за сыром и колбасой, а девчонки наперебой лезли к богатырю на руки и, конечно, получали гостинцы. Теперь же никто даже не сдвинулся с места.
— Как же это? — забасил гость после долгого, томительного молчания. — Хоть бы сказал что… Как же это?
И, не дождавшись ответа, сердито ворчнул:
— Вот дурень, этакую семьищу кинуть! Что мы, нелюди, что ли? Кто ему старое поминал? Кто поминал, спрашиваю!..
Степанида, не зная, что ответить на это, испуганно смотрела в большое, обрамленное русой бородкой лицо богатыря, и в глазах ее снова копились слезы.
— Пойду я, работа срочная, — поднялся, едва не достав головой потолка, старый кузнец. — Ты, Дениска, завтра ко мне в кузню зайди, дело у меня тебе есть. А покуда вот вам от товарищей наших…
